День Десантника

– Давно за ними наблюдаем, – кивнул лейтенант. – А тут грохот. Старшина приказала осмотреть местность… кто же знал? У неё сегодня, вообще, не самый удачный день.

«Зато у меня понемногу всё налаживается», – подумал Давыдов.

– Вы ранены.

– Штурман выпихнул из флаера, когда заметил ракету. Поджарился в полёте. Но упал удачно. Нога не сломана. Подвернул. А вот рёбрам досталось. Трудно дышать.

– По голосу не скажешь, – усмехнулся Давыдов. – Ты таким тоном приказал «не двигаться», будто решил сперва стрелять, а потом спрашивать документы.

– Это я с перепугу. Слышу, кто-то идёт. Не здороваться же.

– И оружия нет.

– Нет. Всё потерял. А в такой темени разве найдёшь…

«Лейтенанта придётся выносить, – понял Давыдов. – Его найдут либо те, кто идёт по моему следу, либо компания, которая завалила флаеры полицейских. А я бы не советовал встречаться ни с теми, ни с другими».

– Будем уходить, Макферсон, – уверенно сказал Семён. – Я отнесу тебя к Зелёному Мысу.

Не давая возможности лейтенанту возразить, Давыдов подсел, опрокинул раненого себе на плечи и выпрямился.

Через минуту лейтенант заволновался:

– Вы не туда идёте, майор. Посёлок западнее.

– Хочу по дуге обойти место первого взрыва. Там ракетой разнесли гражданский транспорт. Неохота встречаться с бандитами. Сам же говорил: не наше дело.

Понять, насколько устроила эта легенда Макферсона, было трудно, потому что он промолчал. На самом деле, Давыдов собирался идти в сторону космопорта до самой встречи с катером, которая, по его расчётам, должна была состояться в ближайшие минуты.

– Воняет! – неожиданно заявил лейтенант.

Давыдов принюхался и подосадовал на свою невнимательность. Ему давно следовало обратить внимание на запах гниющей падали.

Через пять минут пришлось остановиться: вонь стала непереносимой. «Мой скатол по сравнению с этим – благовоние…»

– Уходим, уходим, – заторопил его Макферсон. – Меня сейчас вырвет.

– Валяй, – по-царски разрешил Семён. Он опустил лейтенанта на землю. – Ни в чём себе не отказывай.

Макферсон бессильно повалился на бок, а Семён опустился на колени. Его сильно беспокоил рыхлый, «пушистый» грунт, который периной стелился под ногами. Последний десяток шагов ботинки Давыдова увязали в почве по щиколотку. Вместе с омерзительным запахом разложения такое наблюдение вело к очень неприятным выводам.

Носком ботинка Давыдов ударил по грунту, потом основательно его взрыхлил. Нога зацепилась за что-то твёрдое и, вместе с тем, податливое.

«Корень дерева»? – успокаивал себя Давыдов.

Но здесь не росли деревья. А даже если бы и росли, вряд ли их корни кто-то будет заворачивать в чёрную, разваливающуюся на куски материю.

Лейтенанта вырвало, Давыдова тоже мутило: их занесло в самый центр небрежного захоронения. Здесь всё было отравлено: земля и воздух… а теперь ещё и души случайных свидетелей. Отравлены злобой и ненавистью к нелюдям, которые творили зло.

– Вынеси меня отсюда, майор, – взмолился лейтенант, отплёвываясь от желчи. – Умоляю, вынеси!

«Вот почему Аббани не хотел, чтобы я бежал к Зелёному Мысу, – размышлял Давыдов. – Они здесь расстреливали людей, а когда вспомнили, что братская могила оказалась на пути традиционного пробега ветеранов, было поздно. Они закрыли космопорт, чтобы везти ветеранов автобусами… и если бы не Джонсон, меня пристрелили бы ещё днём…»

Отработанным борцовским приёмом «мельница» он вновь взвалил лейтенанта на плечи. Кажется, тот тихо плакал, сдерживая рыдания, дабы не тревожить раненые рёбра или не желая показывать десантнику свою слабость.

«Можешь плакать, – мысленно ободрил полицейского Давыдов. – Это не те слёзы, которых нужно стыдиться».

– Остановились и легли на землю!

Искажённый мегафоном голос показался удивительно знакомым.

«Вот зараза, – подумал Давыдов. – Я ведь только что вспоминал о нём!»

Семён послушно опустил на грунт враз притихшего лейтенанта и, набросив на него сетку «хамелеон», неспешно сделал несколько шагов в сторону.

Острая боль вонзилась в левую руку, но Семён упрямо шёл прочь от лейтенанта.

– Я приказал остановиться! – заорал мегафон. – Следующий выстрел в живот.

Давыдов здоровой рукой вытащил из воротника ключ от звездолёта и высоко поднял его над головой.

– Сбавь обороты, Аббани, – крикнул он. – Если мой палец освободит кнопку ключа, катер сядет нам на голову.

– Твой катер в порту на стоянке, – отозвался комиссар. – Пока он прогреет двигатели, ты остынешь, а меня здесь давно не будет.

– А ты подними глаза, – посоветовал Давыдов.

Но смотреть наверх уже не было необходимости. Пламя маршевых дюз затмило свет Кольца. По земле потянулись дрожащие тени.

– И не вздумай двигаться, – предупредил десантник. – Сейчас ты выбираешь: сгореть здесь и сейчас или пожить ещё какое-то время до суда и умереть без боли в газовой камере. Что скажешь?

– Не спеши, майор, – совсем другим голосом сказал комиссар. – Я понимаю, что день не задался, и любить меня тебе не за что. Но ведь ничего личного? Тебе просто не повезло: оказался не в том месте, не в то время…