День Дьявола

Парень был голубоглазым и светловолосым, что редко встречается среди испанцев. На подбородке его висела черная бутафорская борода, державшаяся на ушах при помощи резинки. Парень был одет в камуфляжный костюм, грудь его пересекала красная атласная лента с парой картонных орденов, а голову украшала жеваная зеленая кепка, списанная из обмундирования бундесвера. Он был так же похож на Фиделя Кастро, как я – на Нельсона Манделу.

– Здорово, Фидель. – Я схватил его за пистолет, купленный в игрушечном магазине. – Как там у вас, на Кубе?

– Клево. Янки гоу хоум! Социализм или смерть!

– Дурень ты, – сказал я. – Не жил ты при социализме. Там бы тебе быстро задницу надрали. Дурень.

Может быть, это было не совсем вежливо, но "Кастро" не обиделся. Он побрел дальше, размахивая своим стаканом и пистолетом и время от времени оглашая толпу криками: "Руки вверх! Социализм или смерть!" Я усмехнулся ему вслед.

Никто не пытался никому бить морду. Это я помню хорошо. Остальное вспоминаю с трудом.

Еще я помню, что на третий, последний день, проснулся в кровати, часа в четыре пополудни. Голова у меня не то чтобы раскалывалась, но брякала от любого движения как старая алюминиевая кастрюля. Местонахождение мое было мне совершенно неясно. Пришлось вежливо спросить об этом у девушки, случайно оказавшейся в той же самой кровати, под одним одеялом со мной:

– Sorry… shit… Where am I? [92]

– Ты что, испанский язык забыл? – Девушка нашаривала рукой сигареты на столике. – Вчера ты говорил на нем хорошо. Много говорил.

– Пардон… – Я пытался выловить хоть одну мысль в своей черепной коробке. – Я… это… где?

– У меня. – Девушка приподнялась на локте, в темных глазах ее сверкнули предвестники бури с громом и молниями. – Может быть, ты спросишь еще, как меня зовут?

– Да. – Я жалко улыбнулся. Меня мутило. От виски. От жизни. От самого себя. От всего. – Как вас зовут, сеньора?..

Я громко икнул.

– Скотина!!! – заорала девчонка и вскочила с постели. Она была в кружевном лифчике, едва закрывавшем великолепную грудь. Другой одежды на ней почему-то не было. – Так ты ничего не помнишь?!

– Нет…

– Ты обещал на мне жениться! Ты говорил, что ты – русский аристократ, миллионер, потомок русских царей. Сын последнего русского императора! Что у тебя три дворца там, в этой вашей России!!!

– Нет. – Я слабо помахал в воздухе рукой. – Это невозможно, нашего последнего императора расстреляли семьдесят лет назад. Наверное, я что-нибудь перепутал.

В результате я был вышвырнут на улицу в полуголом виде. Вслед мне полетела одежда, один ботинок и бутылка виски с некоторым количеством жидкости внутри. Бутылку я поймал перед самой землей, не дал ей разбиться. И тут же употребил ее содержимое, влил внутрь себя. Не могу сказать, что я стал соображать лучше, но определенное болеутоляющее действие это оказало.

Потом я поймал такси. Остановил, едва не упав на капот машины.

– Ты пьян, приятель, – сказал таксист. – Пьян с утра. Это вы тут вчера всю ночь куролесили? Полгорода на ушах стояло.

– Д-да, – сообщил я. – М-мы немножко п-повеселились. А сейчас м-мне надо домой.

И упал на переднее сиденье. Потому что на заднем уже лежали двое borrachos [93]и дрыхли.

– Куда тебе? – спросил таксист, отворачиваясь от перегарной волны, исходившей из моего организма.

– К… Эмилио. Адрес н-не з-знаю… Где-то т-там…

Я махнул рукой вперед. Или назад.

– Я знаю, – сказал таксист. – Здесь все это знают. Поехали.

И таксист отвез меня к Эмилио.

2

Прошла неделя после того, как я погостил у Эмилио, и мы с ним "слегка оторвались". Я давно вернулся к себе в Ремьендо, потихоньку восстанавливал здоровье. Даже возобновил утренние тренировки с Анюткой – они хорошо действовали на меня. И, кстати, очень пригодились мне в будущем.

А где же gran aventura? [94]– спросите вы. Где большое приключение, которое ты нам обещал? Неужели попойка с Эмилио – это и есть большое приключение?

Подождите. Все будет.

Тем утром я собрался отправить очередное письмо маме. Я даже написал его. Парочка конвертов без марок у меня валялась, и марки были.

Я стащил эти марки у Эмилио. Экспроприировал. Все равно они валялись у него на столе без дела. Не думайте, что я украл у него марки – я спросил разрешения. Невнятно, конечно, спросил. А он невнятно ответил. Что-то типа "Иди к черту". Что, конечно, означало согласие.

И теперь, уже оправившийся от интенсивного отдыха, здоровый телом и в ясном сознании, я стоял на кухне и держал в руках две марки. Конверт с письмом лежал на столе, уже запечатанный.

Я лизнул марки. Облизал их как следует, потому что клей на них, похоже, был старый и не давал привычного ощущения, когда марка прилипает к языку. И шлепнул эти цветные квадратики на конверт.

Это было последним, что я наблюдал в этой реальности. Потому что меня кинуло куда-то в сторону.