День Дьявола

И вдруг я увидел впереди отсвет. Маленький желтый лучик выходил из стены слева и пылинки плясали в его призрачном конусе.

Я добрался до него и заглянул туда. Это было похоже на глазок. Маленькое отверстие в стене, судя по всему, было предназначено для того, чтобы за кем-то подглядывать.

Я увидел комнату. Я наблюдал за происходящим сверху. Я не знаю, как это было сделано – так, что из небольшого отверстия я обозревал сразу всю комнату. Но видимость была хорошей. И то, что я увидел, очень мне не понравилось.

Это была комната пыток – достаточно большая и достаточно хорошо освещенная. У стены стоял стол, а за ним сидели три человека в коричневых сутанах с широкими белыми воротниками. Сверху было хорошо видно, что головы у них были выбриты – не полностью, а так, что над ушами оставался венчик волос. Тем, кто не знает, объясню – так выглядят католические монахи.

Они сидели за столом, покрытым черной скатертью. На столе стояло высокое медное распятие, и песочные часы, и горящие тонкие свечи необычной высоты – чуть ли не в метр каждая. А еще там лежала большая книга – один из монахов макал в чернильницу гусиное перо и писал в ней.

– Итак, – произнес он, – продолжим. Франсиско Веларде, ваше дело рассмотрено сеньорами инквизиторами, уважаемыми лиценциатами Хуаном Белтраном и Кристобалем Эресуэло, в присутствии дона Луиса де Рохаса, главного викария, замещающего судью, и советниками. В виду единогласия в отношении вашего дела, Франсиско Веларде, вы должны сознаться и покаяться для облегчения вашей грешной совести!

– В чем я должен каяться? – прохрипел тот, кого назвали Франсиско Веларде. – В том, что я люблю Бога нашего так, как и должно любить его? В том, что денно и нощно обращаюсь к Нему, и слышу глас Его, подобный гласу вопиющего в пустыне разврата вашего и сребролюбия вашего, жалкие вымогатели денег, прячущиеся под маской благочестия? Конечно, вы достигли единогласия в отношении моего приговора! Воры всегда достигают единогласия, когда речь идет о чужом имуществе. Да, я был достаточно богат. Но теперь я лишился всего! Вы забрали все, что у меня было, именем Святой Инквизиции. Чего вы еще хотите? Не довольно ли с меня? В чем мне каяться?! Вы продаете индульгенции – отпущение грехов за деньги. Неужели денег моих, что вы отняли у меня, недостаточно, чтобы отпустить все грехи мои на двести лет вперед?

Франсиско было лет около сорока. Он был человеком худым, если не сказать изможденным. Это было видно, поскольку он был полностью раздет. И еще было видно, что над ним уже неплохо поработали. Рот его был разорван с обеих сторон, и трудно было уже различить, где кончаются разбитые губы, а где начинается сплошная кровавая рана. Обритая его голова вся была покрыта коричневыми пятнами – словно огромными мертвыми мухами. Тело его покрывали фиолетовые полосы кровоподтеков. Он сидел на деревянном стуле с высокой спинкой. Руки его были завернуты назад и связаны за спинкой стула. Ступни его ног находились в черных ящиках с винтами. А на бедре была грубая колючая веревка. В веревку эту была пропущена палка, она закручивала веревку настолько, что веревка впилась уже не в кожу – в мясо. Нога Франсиско посинела. Он испытывал невероятную боль, и все же держался достойно.

– Речь его обличает в нем еретика, – заявил инквизитор, повернувшись к двум своим коллегам. – И все же, мы творим Правосудие, а потому не должны делать поспешные выводы. Еще раз повторяю: Франсиско Веларде, ваше дело рассмотрено всеми уважаемыми людьми, которым должно его рассмотреть. И все они пришли к выводу, что вы говорите неправду, отрицая греховную свою ересь. Но, из любви к Богу, мы милосердно предлагаем вам до начала пытки сказать правду, для облегчения вашей совести…

– Пытки… – Веларде усмехнулся бы, если бы ему позволил это сделать разорванный рот. – Стало быть, мне предстоят пытки? А что же тогда было тем, что я уже вынес? Если это не пытки, то что же тогда?

– Так вы хотите сказать правду, Франсиско Веларде? – невозмутимо произнес инквизитор.

– Я уже сказал правду. Какой-то особой правды для вас у меня не существует.

– В виду сего, по рассмотрении документов и данных процесса, мы вынуждены присудить и присуждаем сего Франсиско Веларде к пытанию огнем и веревками, и, при необходимости, прочими средствами, по установленному способу, чтобы подвергался пытке, пока будет на то воля наша, и утверждаем, что в случае, если он умрет во время пытки, или у него сломается какой-либо член тела, это случится по его вине, а не по нашей, и, судя таким образом, мы так провозглашаем, приказываем и повелеваем в сей грамоте…