День Дьявола

– А-а, господа инквизиторы! Я-то думал, что вы уже на том свете.

– Ты, исчадие адово! Сгинь, сгинь, пропади, наваждение лютое! – Толстый доминиканец попытался плюнуть мне в лицо, но во рту его было сухо. – Auditorium nostrum in nomine Domini [107]…

– Молись, молись, жирный святоша. Только знаешь, у меня для тебя плохая новость. У нас в аду для таких, как вы, инквизиторов-доминиканцев есть специальный зал пыток! Вы истязаете здесь, на земле, невиновных людей именем Божьим! Вы разрываете их кожу, терзаете плоть их огнем, подвешиваете их на дыбе и корчитесь от наслаждения, глядя, как жертвы ваши кричат от непереносимой боли! Вы вливаете им внутрь воду, пока не начинают рваться кишки, вы сдавливаете их пальцы в тисках и медленно крутите винты, вы протыкаете кожу иглами… Вы приговариваете их к костру, а сами ерзаете от нетерпения побежать и поскорее запустить ваши жадные персты в добро, конфискованное у несчастных! Золото – вот ваш единственный Бог! Так это?

– Нет, нет… – забормотал инквизитор. Глазки его бегали.

– Так ли это?! – заорал я и схватил его за глотку.

– Так! – Инквизитор задергал связанными ногами, выпучил глаза. – Так. Простите, милостивый сеньор Демон Из Ада, истинная правда, что так. Но я не самый сребролюбивый, клянусь… Я знаю многих из инквизиции, кто жаден, как сам Сатана! Я назову их немедленно…

– Заткнись, гнусный доносчик! – Я отпустил его горло. – Я не убью тебя сейчас, не хочу марать руки свои о такую кучу дерьма, как ты! Но помни: то, что свершаете вы, инквизиторы, на этом свете, есть самый наистрашнейший грех пред Богом! И муки ваши на том свете будут неописуемы и бесконечны! Не будет в них перерыва даже на Страшный Суд, не увидите вы Чистилища, не будет вам надежды на прощение, ибо вам уготовлена прямая дорога в ад, на самое дно его, в самое пекло! Сам Дьявол разорвет ваше горло кривыми когтями своими, и назначены вам будут муки: за каждую иглу, загнанную под ноготь жертв ваших, вам острый кол да загнан будет; за каждую веревку, закрученную на руке либо ноге, скручено все ваше тело будет тысячу раз, подобно веревке; за каждого осужденного, сгоревшего на костре, будете гореть вы десять тысяч лет, и кричать в корчах, и не сможете вы задохнуться, и остаться в огне без чувств, ибо не отмерен будет срок мук ваших адовых…

Я замолчал. Наверное, я перестарался в своих описаниях. Потому что у ног монаха расплылась лужа мочи, а сам он сидел без сознания. Глаза его закатились под лоб, рот был открыт, и слюна текла на подбородок. Я обошел вокруг стола и посмотрел на второго доминиканца. Он тоже был в обмороке.

– Вот она, разящая сила слова. – Я взял скатерть со стола и накинул на инквизиторов. – Пусть посидят в темноте, подумают о своем поведении. Тем более, что их, кажется, скоро освободят.

Похоже было на то. Дверь с той стороны уже рубили топором. Это была на редкость прочная дверь. В наше время в нее просто бросили бы пару гранат, и она разлетелась бы на куски. Но здесь гранат не существовало, и дверь пока держалась.

Пока.

– Их освободят… – задумчиво произнес Франсиско. – Их освободят, а нас с вами сожгут на костре. Если мы, конечно, доживем до костра. Если же нас замучат до смерти, и мы не доживем до аутодафе, что вполне вероятно, то нас сожгут in effigie [108].

– Черта с два! Простите за богохульство. – Я вспомнил вдруг, что желательно предпринять какие-то действия, чтобы унести отсюда ноги. Я нагнулся, собрал с пола три оставшихся кинжала, и вставил их в гнезда перевязи. Потом повернулся к Веларде.

– Как вы себя чувствуете, Франсиско?

– Уже лучше. – Франсиско медленно, опираясь на мою руку, встал. Стоял, смотрел на меня и улыбался.

– Почему вы улыбаетесь?

– Мне приятно… Просто приятно, что в будущем будут такие люди, как вы – высокие, красивые и свободные.

– Да. – Я смущенно кашлянул в кулак. – Возможно, и так. Но мне бы все равно не хотелось, чтобы меня поджаривали на костре. Тем более, такие жирные индюки, как эти, – я кивнул на монахов.

– Вы можете что-нибудь предложить?

– Могу. – Я достал из-за пазухи сверток. – Вот пергамент с планом этой самой крепости. Только здесь написано на каком-то чертовском языке, так что я ни черта не пойму! Простите…

– Интересно… – Франсиско не обратил внимание на то, что я в очередной раз помянул черта. Он внимательно разглядывал пергамент, водя по нему длинными пальцами. – Это всего лишь сокращенная латынь. Все очень просто, я могу прочитать это.

– Мы сейчас вот здесь! – Я ткнул пальцем в план. – Вот в этой комнате. И, смотрите, сюда подходит какой-то коридор, нарисованный пунктиром. Может быть, это потайной ход?

– Да. – Веларде изумленно поднял руки. – Dios! И здесь есть потайная дверь. И написано, как ее открыть. Это не столько план крепости, сколько план тайных ходов!

– Как ее открыть?!

– Идите к стене. К той, задней, за стулом!

– Иду. Тут полки для инструментов палачей.

– Левее. – Веларде сам уже ковылял ко мне. – Уберите этот ящик.