И мы скатились с вулкана в Джунглях, и волна окатила нас с головы до ног, и все хохотали, и Лурдес смеялась, и тонкое платье ее, под которым, конечно, ничего не было, промокло насквозь и обрисовало ее грудь, и я смотрел на ее грудь и облизывался. А потом мы мчались по порогам Большого Ущелья на надувном плоту, и мальчишки сверху поливали нас из брызгалок, и мы промокли еще сильнее и хохотали еще сильнее. Мы сходили в Пирамиду Майя и заглянули сверху в открытую гробницу и увидели там скелет, и я сказал ей, что это скелет Великого Жреца, моего дяди. Мы стреляли в тире, я убил всех гангстеров и пиратов, влепил им по пуле прямо в лоб, получил приз и подарил его Лурдес, которая не могла попасть ни в одну мишень и смотрела на меня с завистью и восхищением. Приз мы потом потеряли или отдали кому-то из детишек, я даже не помню, что это был за приз. Мы съели полтонны мороженого и выпили небольшое озеро пива. А потом Лурдес плюхнулась на скамейку. И я плюхнулся рядом с ней.
Я обнаружил, что мы находимся на территории Востока. Артисты, переодетые в больших бамбуковых медведей, размахивали лапами, усмехались черно-белыми круглыми мордами и звали детей сфотографироваться с ними.
– Я хочу пойти в Китайский Волшебный Цирк, – заявила моя девушка. – Там сейчас начинается представление. Там всякие чудеса, магия. Я хочу на это посмотреть.
– Не сейчас, – сказал я. – Ничего там особенного, детские штучки-дрючки. И магия там не настоящая. Декоративная это магия – как бумажный фонарик. Настоящая магия выглядит совсем по-другому.
Я вдруг вспомнил о существовании Ань Цзян. Подумал о том, что мне еще предстоят разборки с Ань Цзян по поводу того, что у меня появилась девушка.
– Тогда пойдем на Большого Змея! – Лурдес уже вскочила и тянула меня за руку. Змей ревел за ее спиной. Он выгнул свои красные и зеленые кольца высоко в небе, побелевшем от зноя. Все то, что я съел и выпил за день, немедленно перевернулось с в моем желудке вверх ногами при одной мысли о том, что мне предстоит промчаться по этим кольцам вниз головой со скоростью сто тридцать километров в час. Я печально вздохнул, потому что знал, что на этот раз мне не отвертеться.
– Ты хоть представляешь себе, что такое этот Змей? – поинтересовался я. – Ты хоть раз ездила на таком?
– Нет. На таких больших горках я еще не была! Классно! Там, наверно, все внутренности узлом завязываются?
– Совершенно верно. – Я мысленно представлял, что случится со свиной отбивной, съеденной два часа назад, после того, как она десять раз совершит внутри меня сальто, пять раз – тройной пируэт и три раза свалится вместе со мной с высоты сто метров. – Тебе нравятся внутренности, завязанные узлом? По-медицински это называется заворот кишок.
– Пойдем, заворот кишок! – Она уже тащила меня к Змею, чуть ли не за шиворот. – Трусишка! Ничего с тобой не случится.
Там, конечно, была гигантская очередь, хотя Змей исправно заглатывал по несколько десятков людей каждую минуту. Большой Змей – это огромные горки, которые у нас называют американскими, а во всех остальных странах – русскими. Каждые пять минут из исходной точки Змея отправляется открытая вагонетка. В принципе, "вагонетка" – это слишком шикарное название. На самом деле это просто длинная тележка, состоящая из восьми рядов сочлененных рядов сидений. В каждом ряду – по четыре сиденья. Эта тележка похожа на гусеницу – достаточно гибкую и подвижную, чтобы вписаться во все дуги и сложные кривые аттракциона. Пассажиры прижаты к сиденьям специальными рамами, которые опускаются сверху, через голову, чтобы люди не высыпались на полном ходу, как помидоры из ящика. Вагонетка медленно, с лязгом, поднимается на головокружительную высоту. Когда стоишь на этой самой высокой точке, вниз лучше не смотреть. Люди внизу ползают, как букашки, и весь Парк Чудес кажется маленьким и игрушечным.
Вспоминаю, как я в первый раз сидел на этой самой верхотуре и дурные предчувствия булькали внутри меня, как медленно закипающий суп. Я отвратительно переношу высоту и быстрые спуски. Раньше с этим было все в порядке, но после трепанации черепа что-то испортилось – наверное, сдвинулась пара шестеренок в моей бедной голове. Я сидел в медленно двигающейся вверх вагонетке, вцепившись в раму до боли в пальцах, и прикидывал, будет ли приличным начать сейчас начать биться в конвульсиях и орать: "Остановите поезд, я слезу!" Как ни странно, никто из подростков, что сидели со мной в одном вагончике, не выказывал ни страха, ни сомнения. Они дружно подвывали в предвкушении удовольствия. Один я готовился к смерти. Или, во всяком случае, к полусмерти.