Вот и сейчас, когда Отец подъехал к деревне, целая орава их поднялась с моста и, хлопая крыльями, устремилась на крышу дома Бекфутов. Сам дом не слишком изменился с тех пор, как мальчишкой я приходил к ним вместе со Стариком, когда у него были фазаны или бекасы на продажу. Не сказать, чтобы он много имел с них, так, чуть-чуть, чтобы сыграть в субботу вечером в пабе несколько партий в джин-рамми. Но дичь служила ему хорошим предлогом выведать у Алана Бекфута последние деревенские новости, слухи о которых доходили до Эндландс. Кто что сделал. Кого видели в «Пастушьем Посохе». Кто уже стоит одной ногой в могиле. Кто из женщин выглядит на все сто всякий раз, когда муж уходит работать в ночную смену. Если во время разговора они переводили глаза на меня, это значило, что разговор не предназначался для моих ушей, и я переходил на другой конец прилавка посмотреть, как отделенные от зала потертыми панелями из пластика братья Бекфут режут и крошат еду. Их движения были настолько молниеносными, что невозможно было уследить, как они умудряются даже одну минуту проработать, не порезав себе что-нибудь жизненно важное. И, тем не менее, я ни разу не видел, чтобы кто-то из семьи Бекфутов поранился до крови или ходил в бинтах. А если посмотреть на руки Алана, то никогда и в голову не придет, что они могут держать мясницкий топор или пилу для костей. Руки у него были, как у женщины: белые, безволосые, с тонкими пальцами. Такие пальцы можно увидеть у пианистов. Их идеальное состояние вызывало удивление, особенно если учесть «ленивый глаз»[3]
Алана. Но, в конце концов, неловкий мясник недолго останется мясником, и, возможно, именно благодаря слабому зрению он проявлял особую осторожность, когда работал с ножом.– Он ведь заказывал барашка на День Дьявола? – спросил я, увидев, что Бекфут переворачивает табличку с положения «Открыто» на положение «Закрыто».
Отец кивнул.
– Угу, – ответил он. – Старик забрал его неделю назад.
– Я никогда раньше не слышала о Дне Дьявола, пока не познакомилась с Джоном, – заметила Кэт, обращаясь к Отцу.
– Ну да, откуда ж тебе знать, – отозвался Отец.
– А Билл, я слышала, играет на скрипке? – с улыбкой поинтересовалась Кэт. – Не представляю, как это у него получается.
– Предполагается, что мы все будем выступать, – сказал я.
– Даже я? – спросила Кэт.
– Ты можешь что-нибудь спеть, – заявил я. – Я же слышал, как ты поешь.
– Я не знаю ни одной песни из тех, что здесь поют, – возразила она.
– Ну, выучишь что-нибудь по-быстрому, – ответил я.
– Старик, наверно, веселился в этот день, – сказала Кэт.
– Ну, это ж праздник для детей, – ответил Отец, – так что да, осмелюсь сказать, что он радовался, когда этот день наступал.
– Ну ладно, Отец, – сказал я, – не помню, чтобы ты когда-нибудь жаловался по поводу вечеринки.
– Да все это полная чушь, – сказал он. – Не понимаю, зачем мы продолжаем эту бодягу с праздником. Только зря загубим еще одно хорошее животное.
На День Дьявола мясное блюдо всегда готовилось из барашка, появившегося на свет первым по весне, неважно какого пола. Как только новорожденный ягненок соскальзывал на соломенную подстилку, ему тут же на ухо прикрепляли красную бирку, чтобы, когда подойдет время, его легко можно было найти среди овец стада. Барашка отводили к Бекфуту, там ему перерезали горло и оставляли висеть неделю, после чего разделывали.
Кострец нарезали кубиками – эта часть туши шла для тушения в котелке. Бекфут получал ногу и все то, что оставалось, после того как тушу разрезали на три части, чтобы разложить по морозилкам на каждой ферме. Мяса хватало на несколько обедов в зимнее время.
– Это то самое место, про которое ты мне рассказывал? – спросила Кэт, протирая запотевшее стекло, чтобы разглядеть следующую дверь – деревенского магазинчика. – Господи, ты прав, он точно такой же, как у бабушки с дедушкой.
Магазин Вигтона относился к числу тех местных торговых точек, которые в других местах давно уже прекратили свое существование. Витрины были затянуты пленкой, чтобы выставленные в них товары не выцветали от солнца, хотя полезнее было бы сосредоточиться на том, чтобы они не выцветали от старости. Сама витрина выглядела так же, как всегда: игрушечные корабли, рыболовные сети, бульварные романы из жизни Дикого Запада на вращающейся стойке, которая больше не вращалась; многочисленные картинки-пазлы, предлагающие складывать из кусочков картона замки, морские гавани или размытые изображения котят; а также груды коробок с игрушечными железными дорогами Хорнби[4]
, с мостами разнообразных конструкций и тепловозами всех видов. Такого богатства хватило бы, чтобы развернуть масштабную игру добичинговой[5] эпохи.