День Добрых Дел: история и ее предыстории

Потом, уже в участке, когда они уговаривали ее срочно уехать, мы можем вывезти вас из города под охраной в Шалон, дальше – вы сами, затем в каюте Магнуса, где она судорожно собирала в солдатский мешок его трусы, майку, я хочу сохранить его запах, «Труженики моря», его любимую книгу, пачку денег из рундука под кроватью, затем у себя в каюте, что мне взять, орхидею, духи, пару белья, надеть рубашку, длинную юбку и куртку, полицейский с автоматом стоял у входа в каюту – все происходило, как во сне. Слезы лились сами по себе, не переставая, но она не вытирала их, а молча, в кровь, кусала губы. Уже в полицейской машине, когда один из охранников дал ей свой платок, она вытерлась, увидела, что он весь в крови, только тогда она заорала диким голосом и начала биться головой о спинку переднего кресла.

Памеле захотелось курить. Она нагнулась к столику, и нога соскользнула с гамака. Тот перестал раскачиваться, и старик – проснулся.

– Как сладко я поспал. Спасибо тебе, дочка, – отец Синтии присел в гамаке и слегка раскачался. – Я, пожалуй, пойду в дом, умоюсь.

– Да и я пойду. Мне хотелось посмотреть картины Сандры. Давайте, я все уберу.

Памела взяла в руки стаканы и бутылку и, засунув хьюмидор под мышку, направилась в дом. А старик прекратил раскачиваться, но продолжал сидеть. Он внимательно смотрел в спину удалявшейся подруги дочери, прямую спину уверенной в себе женщины, знающей, что она будет делать завтра.

Глава шестая

Выгнав всех из столовой, Синтия достала из холодильника накануне замаринованную и натертую специями утку. Птицу она сделает сама, Сандра понадобится ближе к вечеру, когда будет готовиться торт.

Нарезав яблоки, Синтия уложила их ровным слоем в утятницу. Затем она расправила разрезы брюшка утки и нафаршировала уже его. Теперь зашьем, утиная иголка была воткнута в расшитое матерчатое сердечко, подарок Давида на Рождество, подвешенное рядом с полотенцами. Так, кладем утку, закрываем крышку и – в духовку. Все, теперь можно помыть обеденную посуду.

Синтия пристрастилась к готовке только в последние годы. Честно говоря, она заканчивала школу девочкой без особых способностей и интересов. Пожалуй, в юности ее занимала только музыка – мама регулярно дарила ей пластинки с балетами и операми. Но рождение детей свело все внешние интересы на нет. В те годы она и о себе-то заботилась мало. Лишь только когда дети подросли и стали ходить в школу, у ней появилось время и для себя. Она стала много читать, теперь книги ей подсовывал Давид, не только художественные, с его подачи она увлеклась эзотерикой, да так, что однажды настояла провести отпуск в Стране Катаров, ей тогда казалось, что поднявшись на Монсегюр, она обретет какое-то высшее знание. Она вспомнила, как они карабкались по каменной тропе, цепляясь за стволы деревьев, Сандра сидела на плечах Давида, Алекс, напившийся по дороге кока-колы, все время нырял в кусты, а она несла рюкзак с нехитрым походным обедом. Поднявшись наверх, она испытала – разочарование. Нет, пейзаж сверху был просто великолепен, но сама крепость… Оказалось, что это никакой не замок катаров, а пограничная крепость, отстроенная на этой скале французским королем после альбигойского похода. Высшее знание не пришло, и после отпуска интерес к эзотерике сам сошел на нет.

Она хотела завести собаку, но против была мама. А потом, когда мамы не стало, заводить собаку уже расхотелось. Точнее, Синтия уже повзрослела и не рискнула взять на себя ответственность за того, кого она должна была приручить.

Время от времени ее пытался расшевелить Давид. Тогда самым ярким эпизодом их жизни была предрождественская поездка в Вену, где работал однокурсник Давида. Они поселились в старинной гостинице в самом центре, с видом на площадь, украшенную елочным базаром. Погода стояла – настоящая рождественская, почти все время шел мягкий снег, улицы тонули в желтых отсветах фонарей, они гуляли в обнимку, заходили в разные лавочки, искали ей вязаную шапочку, она умудрилась приехать в Вену без головного убора, и наконец нашли, как тут же Давид выбрал ей потрясающий изящнейший полушубок, она примерила и спросила продавщицу – а вы можете отослать мое пальто в гостиницу, и – вышла в новом полушубке, Давид окрутил ее здесь же подобранным по цвету и фасону шарфом, Белоснежка, и, чувствуя прилив благодарных чувств, Синтия зашла в соседнюю табачную лавку, где выбрала Давиду толстую сигару и позолоченную «гильотину». Снег – не снег, Давид обрезал сигару и закурил, они не спеша тронулись дальше, как вдруг Давид указал сигарой на опушенный снегом велосипед, припаркованный у решетки входа в метро – смотри, это сам Гофман приехал к нам на Рождество.