День Дракона

На голову давила невероятная тяжесть – казалось, будто череп в любой момент может, не выдержав, треснуть. С трудом заставив себя открыть глаза, Ронин поднял затуманенный взгляд кверху, дабы проверить, чем его таким придавило и как бы избавиться от этого поскорее.

Едва в глазах слегка прояснилось, маг изумленно ахнул.

Над головой его, на высоте всего около фута, парила в воздухе груда обломков камня – буквально тонна, если не больше.

Тусклая аура, единственный зримый след сотворенного им щита, подсказывала, отчего он до сих пор жив. Давление в голове, очевидно, порождала некая часть разума, ухитрившаяся сохранить чары в целости и, таким образом, спасшая ему жизнь: усиливающаяся боль напоминала попавшему в переплет магу, что заклинание с каждой прошедшей секундой теряет силу.

Ронин заерзал, стараясь устроиться поудобнее в надежде, что это хоть немного облегчит давление, и почувствовал нечто твердое и выпуклое, впившееся в затылок. Видимо, камешек… Маг осторожно сунул руку под голову, чтобы убрать его, но, едва пальцы коснулись камешка, почувствовал в нем едва различимую магию.

Охваченный любопытством, Ронин тут же забыл о нависшем над ним ужасе и поднес камешек поближе к глазам.

Черный самоцвет. Несомненно, тот самый, что некогда украшал медальон Смертокрыла.

Ронин сдвинул брови. В последний раз он видел медальон сразу же после гибели Крилла, а на камень в то время внимания не обратил: все его мысли были заняты опасностью, грозившей Верисе и…

«Вериса!»

В памяти тут же всплыло лицо эльфийки. Они с дворфом оставались ближе к выходу, прикрытые тем, первым щитом, но…

Маг заворочался, вглядываясь в полумрак. Однако стоило ему шевельнуться, давление в голове многократно усилилось, а камни в воздухе просели вниз еще на два-три драгоценных дюйма.

В тот же миг где-то рядом басовито выругались.

– Ф-Фалстад? – выдохнул Ронин.

– Это точно, – довольно сухо откликнулся дворф. – Я знал, что ты жив, волшебник, раз уж нас в лепешку не раздавило, но уже начал думать, будто ты никогда не очнешься! А ведь давно пора бы!

– Ты… а Вериса жива?

– Трудно сказать. Свет этого твоего заклинания позволяет малость ее разглядеть, а вот проверить – никак, далеко. С тех пор, как пришел в себя, ни звука от нее не слыхал!

Ронин скрипнул зубами. Нет, она непременно жива…

– Фалстад! Камни над тобой высоко?

Спутник саркастически хмыкнул.

– Едва носа не щекочут, человек, иначе я бы давно дополз до нее! Вот уж не думал, что побываю живьем на собственных похоронах!

Оставив без отклика последние слова дворфа, маг призадумался над тем, что он сказал о близости груды камня. Ясное дело: чем дальше чары от Ронина, тем хуже они защищают. Благодаря им Верису с Фалстадом не раздавило, но следопытка могла получить сильный – возможно, даже смертельный – удар по голове…

Что ж, оставалось одно: надеяться на лучшее.

– Человек… если, конечно, я не слишком много прошу… ты нам помочь хоть чем-нибудь можешь?

Может ли Ронин спасти их? Хватит ли на то оставшихся сил, телесных или магических? Целиком поглощенный более неотложным делом, маг спрятал черный камень в кошель.

– Дай поразмыслить пару минут.

– А что мне еще остается-то?

Давление в голове волшебника набирало силу с пугающей быстротой. По-видимому, щиту долго не выстоять, однако его придется удерживать, пытаясь тем временем сотворить второе, возможно, куда более сложное заклинание.

Ронину требовалось не просто вытащить всех троих из-под нависших над ними каменных глыб, но переправить и спутников, и себя самого туда, где их жизням ничто не грозит, и все это – в то время, как истерзанное тело криком кричит, требуя отдыха.

Как там звучит эта формула? Казалось, любая мысль причиняет жуткую боль, но, наконец, слова Ронин вспомнил. Однако, творя заклинание, придется отвлечься от щита, и если он вдруг замешкается…

«Но что мне еще остается?»

– Фалстад, сейчас я кое-что попробую…

– Безмерно рад это слышать, человек! А то камни, по-моему, уже на грудь давят!

Да, сдвиг камней заметил и Ронин. Определенно, надо спешить.

Пробормотав формулу, он потянул к себе силу магии…

Камни над ним зловеще дрогнули.

Подняв уцелевшую руку, Ронин начертал символ.

Чары щита развеялись. Нависшие над троицей тонны камня обрушились вниз…

…и в следующий миг маг обнаружил, что лежит на спине, устремив взгляд в затянутое тучами небо.

– Дагатов Молот! – взревел рядом Фалстад. – Еще бы чуть, и… Скажи, без этаких страхов никак было не обойтись?

Невзирая на боль, Ронин оперся о землю рукой и сел. Ледяной ветер помог стряхнуть оцепенение, и маг оглянулся на дворфа.

Фалстад тоже принял сидячее положение. Глаза наездника на грифонах мерцали диким огнем, в кои-то веки не имевшим ничего общего с битвами. Лицо его побледнело, как полотно – таким Ронин неустрашимого воина даже представить себе не смог.

– Никогда, никогда, никогда в жизни больше не полезу под землю! С этой минуты для меня есть только небо! Дагатов Молот!..