День Дракона

Ты все быстрей и быстрей погружаешься в последний покой, храбрец. Не хочешь ли попросить о чем, прежде чем канешь в него навсегда?

И вновь его губы дрогнули, зашевелились:

– Только чтоб ты помогла ей…

И ничего для себя? А как насчет твоей угасающей жизни? Тех, кому хватает мужества испить смертную чашу, должно вознаграждать полным кубком ее лучшего урожая…

Казалось, тьма тянет в себя, затрудняет дыхание, сковывает мысли. Соблазн попросту сдаться, навеки уснуть под уютным покровом небытия становился сильней и сильней.

Однако Крас заставил себя ответить:

– Помоги ей. Больше я не прошу ни о чем.

Внезапно его повлекло наверх, к свету и ярким краскам, туда, где он вновь обрел возможность дышать и мыслить.

Здесь на него лавиной хлынули образы – но не из собственных снов, из чужих. Перед глазами замелькали мечты и нужды людей, дворфов, эльфов и даже орков да гоблинов. Терзаемый их кошмарами, он в то же время переживал их самые сладостные грезы. Образы те были неисчислимы, но, стоило очередному исчезнуть, он подчистую стирался из памяти, забывался, и даже собственные сновидения вспоминались лишь с превеликим трудом.

Но вот посреди всех этих расплывчатых картин возникло новое видение, и если все вокруг текло, колыхалось, точно туман, это видение более ли менее сохраняло отчетливость очертаний, росло, грозя вот-вот сокрушить крохотного волшебника.

Наполовину призрачная, наполовину реальная, драконица грациозно, словно пробуждаясь от сна, потянулась, расправила крылья. Исполинское тело ее отливало бледно-зеленым – зеленью леса в сумерках, на самом пороге ночи. Приготовившись встретиться с нею взглядом, Крас поднял голову, но обнаружил, что веки драконицы смежены, точно во сне. Однако сомнений быть не могло: Повелительница Снов его чувствует, видит, да еще как!

Ну нет, подобной жертвы я от тебя, Кориалстраз, не потребую. Твои сновидения неизменно столь интересны…

Уголки губ драконицы слегка поднялись кверху.

Столь интересны, столь интригующи…

Как ни пытался Крас твердо встать на ноги, нащупать хоть какую-нибудь опору, земля вокруг оставалась мягкой, податливой, едва ли не жидкой. Пришлось ему по-прежнему парить в воздухе, чувствуя себя крайне глупо.

– Благодарю тебя, Изера…

Неизменно учтив, неизменно обходителен – даже с моими супругами, не раз отвергавшими от моего имени твои просьбы.

– Они не понимают всей серьезности положения, – ответил Крас.

Ты хочешь сказать, я не понимаю всей серьезности положения.

Изера слегка подалась назад, шея и крылья ее подернулись рябью, будто отражение в озерной глади, вдруг потревоженной поднявшимся ветром. Век она так ни разу и не приподняла, однако огромная морда драконицы все это время была повернута прямо к гостю, незваным явившемуся в ее владения.

Не такое уж это простое дело – освободить твою возлюбленную Алекстразу, и даже мне неизвестно, стоит ли оно того. Быть может, пусть лучше мир следует своим путем, как пожелает? Если Дарующей Жизнь надлежит обрести свободу, разве это не произойдет само собой?

Ее равнодушие – равнодушие всех трех Аспектов, к которым Крас обращался – распалило в сердце мага-дракона жгучую ярость.

– Выходит, Смертокрылу действительно надлежит стать завершением пути, коим следует мир? Ведь так оно и случится, если все вы будете только сидеть, ничего не делая, да грезить!

Крылья драконицы сомкнулись за ее спиной.

Не смей поминать это имя!

Но Крас униматься не собирался.

– Отчего же, о Владычица Грез? Он преследует тебя в кошмарных снах?

Веки Изеры по-прежнему оставались сомкнутыми, однако в глазах ее наверняка вспыхнул некий зловещий огонь.

Он – тот, в чьи грезы я больше не войду никогда. Он – тот, кто во снах своих, пожалуй, еще ужаснее, чем наяву.