День Филонова

Письмо – роман, жанр, коему не одерридеть.
Нет такого места «нигде», только – «здесь».
Роман – не дискурс как стиль, заметь,
Роман – мы сами и есть.

Мы сами – слова утраты, которые Себе кричит

Взыскующий любви Бог.
Мы – не морзянка, исчезающая в ночи,
Мы – диалог.

Заканчиваю. Прости! Не взыщи за многословный ответ,

От которого (подпись, дата, прощай)
Ещё серее, поди, твой невский рассвет,
Стылее чай.

Михаилу Гаспарову

1

Жёлтый, книжный, облетает —
Пястью лет – с осины лист.
В ветре свиста не хватает:
Умер честный атеист.

Внепартиен, необузен,

Густоперчен, как центон,
Тих, классичен, русск, внеруссен,
По-еврейски умер он.

И воскрес, весьма встревожен:

Там, средь света и весны,
Вдруг узнал, что в Царстве Божьем
Переводы не нужны;

Что единым, птичье-смычным,

Светозарным языком
Хоры ангелов синичьи
Распевают там о Том,

Кто – не То, а Тот, Который

Есть Искомый, Вся Всего,
Переводами из Фора
И латынью пел Кого;

И воспрял к сраженью снова

(С Милым – рай и в неглиже!)
Фехтовальщик Бога-Слова:
Запись, выписка, туше.

2

У кого это (спросите – найдёте):
Слово стало не текстом, но плотью
(Прочитано в плотном тексте) – пальцем в небо!
Текст и есть плоть (хлеба);
Вот во плоти вероятностная тема:
Внутри текста мы – энтимема:
Раз в слезах, как в лучах, утром мое лицо,
И в руке подрагивает копьецо,
В восковой бочок просфоры наставленное упруго —
Значит, вечной будет весна старшего, светлого друга!
Логика вероятного, лошадка конника
Аристотеля, скрытого платоника,
Риторика вечности сей,
Которую вам уж давно проиллюстрировал Алексей, —
Беседуя по солнечным гравиям райского сада,
Куда и мне бы, неучу, надо, —
Полюбоваться на вас, подслушать издалека
(При служении Ангелов) – а пока
Слёзы, читают часы, частицы и вечная память,
Чаша лучится гравированными боками,
Хлеб и вино как животворящий Текст
(Чтущий да ест!),
Имя ваше, на белом камне, вплетено в акростих,
И свет танцует, обнимает пылинки, не впитывая их.

На полях заметок В. В. Бибихина об А. Ф. Лосеве, изд. 2004 г

1

«Между прочим, у Гомера есть девять пониманий смерти» – и ниже, до конца с. 199

Казачья кровь, в кристальный
Геттингенский сосуд влита!
Эак на Радаманта кивает,
Миносу и тому не разобраться.
Такие идей сонмы!
(Скандал в тёмном семействе:
Что обретают тени,
Вкушая жертвенную идею? —
Память о глубокогрядущем!)
В аиде – жилищный кризис,
И так и живёшь в библиотеке
(Дом, в сиреневое окрашен,
По сю сторону Ахеронта,
Вывеска: «Свято-Эдемское подворье»).

2

«…распоряжался телом так, прямо» – с. 296