День гнева

Не у всех, однако, находятся влиятельные друзья, чье заступничество может обеспечить жизнь или свободу. Около часу ночи под проливным дождем через погруженный во мрак город идет под сильным конвоем вереница арестантов — вымокших до нитки, измученных до последней степени вероятия, по большей части босых и полураздетых. Среди них — Моралес, Канедо и Мартинес дель Аламо, из которых никто, по счастью, не замкнул роковой десяток и, значит, не остался лежать на пустыре, примыкающем к лагерю Чамартин, а также писарь Франсиско Санчес Наварро. Из других тюрем и подвалов к ним по пути присоединяют Антонио Масиаса де Гамасо, 60 лет, Доминго Бранью, служащего королевской таможни, офицеров пограничной стражи Ансельмо Рамиреса де Арельяно, Хуана Антонио Серапьо Лоренсо и Антонио Мартинеса, дворцового камердинера Франсиско Бермудеса, а уже почти в точке назначения, на площади Доньи Марии-де-Арагон, — берейтора Хуана Антонио Алисеса, каретника Франсиско Эскобара, дона Франсиско Гальего Давилу, настоятеля церкви Энкарнасьон, которого после боя схватили и сунули в подземелье дворца Гримальди. И там маршал Мюрат сразу после возвращения из Сан-Висенте пожелал своими глазами взглянуть на него. Мюрат пребывал в растерянности, смешанной с дикой яростью: хотя точное число потерь установить пока не удалось, но уже ясно, что они — более чем значительны.

— Это тебе Бог велел, чег'тов поп? Кг'овь пг'оли-вать?

— Истинно так, — отвечал священник. — Господь Бог повелел вас всех до единого в пекло отправить.

Француз, задержавший на нем уничижительный и высокомерный взгляд, не мог знать, как парадоксально сложится его собственная судьба. Не мог даже и предположить, что семь лет спустя, в Неаполе, он, Иоахим Мюрат, позабыв обо всем, в том числе и о достоинстве, не сумеет сдержать слез, когда ему прочтут смертный приговор. Но сейчас маршал, представляющий в Испании особу императора французов, видит перед собой всего лишь остервенелого фанатика в рваной и грязной сутане, с разбитым лицом, на котором дикой ненавистью горят воспаленные усталостью и страданием глаза. Как такого не поставить к стенке?

— А ты Писание читал, святоша? Там сказано: «Взявший меч, от меча и погибнет». Так что, уж пг'о-сти, мы тебя сейчас расстреляем.

— Бог простит, француз. А я не прощаю.

И вот, поливаемые дождем, дон Франсиско Гальего и прочие добираются до садов Леганитоса и казарм на Прадо-Нуэво. У дверей еще долго мокнут, дрожат от холода, ожидая, когда французы выведут оттуда новую партию арестованных. Среди них каменщики Фернандо Мадрид, Доминго Мендес, Хосе Амадор, Мануэль Рубио, взятые утром у церкви Святого Иакова, и полуголые, избитые Мигель Гомес Моралес, галантерейщик, Габриэль Лопес, бандерильеро, и рядовой полка волонтеров короны Мануэль Гарсия, с которого перед выходом содрали сапоги, форменный мундир и пояс. Выведя арестованных из здания казармы, французский офицер при свете фонаря пересчитывает их и, оставшись недоволен, что-то коротко бросает солдатам. Те скрываются за дверью и через минуту вновь появляются, подталкивая в спину еще четверых — Хулиана Техедора, ювелира с улицы Аточа, Лоренсо Домингеса, шорника с площади Матуте, поденщика Мануэля Антолина Феррера и чисперо Хуана Суареса. Их ставят в ряды, офицер отдает приказ — и скорбное шествие движется к глинобитной стене, расположенной невдалеке — между склоном Сан-Висенте и Леганитосом. Место это называется гора Принсипе Пио.

* * *

В ту самую минуту, когда священник дон Франсиско Гальего идет в веренице мятежников, его начальство готовит документы в доказательство того, что церковь не имела отношения к утренним инцидентам. Впрочем, впоследствии — и особенно после разгрома французов при Байлене — ход событий, вылившихся во всеобщее восстание, заставит князей испанской церкви примениться к новым обстоятельствам, хотя к концу войны девятнадцать епископов будут все же обвинены в сотрудничестве с правительством Жозефа Бонапарта. Так или иначе, но официальное отношение церкви к событиям этого только что завершившегося дня весьма красноречиво отражено в пастырском послании Совета инквизиции:

Прискорбное выступление представителей низов общества против войск императора французов делает необходимым впредь усилить наблюдение за паствой, придав ему большую действенность и тщательность… События, подобные нынешним народным волнениям, цели коих столь далеки от воплощения идеалов истинной любви и законопослушания, способны лишь привести нашу отчизну к потрясениям и разбить те узы подчинения, которые скрепляют общество и обеспечивают духовное здоровье народов.