- Да... да... да... - говорила она. Потом положила трубку, обернулась к нему и с нескрываемым торжеством объявила: - Сейчас за мной настоящий мент заедет. Они хотят со мной посоветоваться. Так что вали отсюда, подонок.
- Ты от меня не скроешься, - пообещал он и без суеты удалился.
В машине он вынул квадратик, который оказался моментальным поляроидным снимком. Крупно, на весь кадр, была снята записка. Стемнело уже заметно, но записку он прочитал без труда: "Не сумел, не могу, не хочу жить при капитализме. Настоящая моя жизнь кончилась, поэтому кончаю жизнь по-настоящему. Прости меня, Таня. Сергей Горошкин".
Подкатила к подъезду черная "Волга" из нее выскочил незнакомый паренек. Номера машины не было видно. Милицейская, гебистская - не понять. Вскорости паренек вернулся с Татьяной - в осознанном горе: темный костюм, черные туфли, черная накидка на голове.
Поехали. На светофоре у Второй Фрунзенской Сырцов приблизился к "Волге". "МКМ". Номерок-то еще Щелоков придумал: Московская краснознаменная милиция. Он отпустил их: пускай себе едут на Петровку. Его работа кончилась, нет заказчика, нет и работы. Хотелось жрать. У Никитских ворот ушел налево, попетлял по переулкам и по Большой Бронной подъехал к "Макдоналдсу".
Три "Биг-Мака", две водички через соломинку. Полегчало.
16
У Загорска выбрались на ярославское шоссе и понеслись. Лихой старичок держал сто тридцать, млея от удовольствия. Алику хотелось говорить, но скорость мешала.
- Потише можешь? - попросил он.
- В кои-то веки по такой дороге едем, а ты - потише, - возразил Смирнов, но перешел на сто. После прежней - почти прогулочно катились.
- Тебе эта поездка что-нибудь дала? - осторожно поинтересовался Алик.
- В принципе, ничего.
- Ты хоть понял, какие этот Курдюмов операции проворачивал?
- А на кой хрен мне понимать? Мне он нужен, а не его комбинации.
- Ну и дурак, - осудил его Алик. - То, что делала эта шайка, величайшее преступление.
- Я в этих делах тупой, как валенок, - миролюбиво признался Смирнов. - Объясни товарищу популярно, а не ругайся.
- Ты пойми, что те двадцать-двадцать пять процентов, за которыми приезжал Курдюмов, это живые миллионы в валюте, да что я, миллиарды! - для начала Алик ударил астрономическими цифрами и, добившись эффекта (Смирнов изумленно оглянулся на него), приступил к изложению в подробностях: - Да будет тебе известно, тупица, экспорт оружия, вооружений вообще, дело строжайшим образом контролируемое не только нашими козлами - военными, но и рядом серьезных организаций, включая ООН. Поэтому на каждую партию имеется официально фиксируемая лицензия. Экспортные госзаказы, выполнявшиеся Генкиным заводом, вероятнее всего шли нашим братьям в освобождающиеся от колониального гнета африканские и азиатские страны в счет долгосрочных кредитов, то есть, по сути дела, бесплатно. Вместе с этими, госзаказными поставками, в порты уходила Курдюмовская часть. Все вместе, как единое целое, грузилось на пароходы по одной лицензии заметь, по одной! - направлялось к покупателям. Там с пароходов выгружалось по заранее строго оговоренным накладным точное количество изделий, а Курдюмовская часть оставалась на борту.
- Ну, и куда она девалась? - перебив, проявил наконец интерес Смирнов.
- Я полагаю, что где-нибудь в открытом море к пароходу подходило суденышко, с которого на наш борт прыгал скромный господин и вручал уполномоченному товарищу документы о переводе солидной суммы на определенный счет в швейцарском банке. После чего начиналась бойкая перегрузка изделий с парохода на суденышко.
- Кто же, по-твоему, покупатели? - спросил Смирнов.
- Не трудно догадаться, Саня. Из Мишиного рассказа следует, что по госзаказу они отправляли изделия в полном комплекте: "земля-земля", "земля-воздух", "воздух-земля", "воздух-воздух", то есть вооружение как для пехоты, так и для воздушных сил. А Курдюмовская часть обычно состояла только из ракет "земля-земля" и "земля-воздух". Следовательно, формирования, которым предназначался Курдюмовский груз, не имели стабильной базы, аэродромов, например. Значит, эти формирования не являются государственными. Естественный вывод: оружие предназначалось мятежникам - повстанцам, партизанам, террористам.
- А ты недаром свой журналистский хлеб жрешь, - с уважением сказал Смирнов. - Умный ты, аналитик чертов!
- Стараемся, - самоуверенно согласился с его словами Алик. - Ты только представь, Саня, всю меру их безнравственности, цинизма, подлости, демагогии!
- Чего кипятишься-то? Я про них все понял уже года два, почитай, тому назад. А ты, я думаю, и того раньше.
- Кипячусь я, Саня, оттого, что вольно или невольно - не важно, десятилетиями подыгрывал им в их играх. И как про какую-нибудь мерзость узнаю, сразу же один вопрос: кого винить - их? себя?
- Обязательно кого-нибудь винить, - почему-то обиделся Смирнов, жить надо по-новому начинать как можно быстрей.
- Нам не начинать, завершать пора, Саня. Помирать скоро.
- Будто я не знаю. Только вот какая штука: не верю я, что когда-нибудь помру.
17