День гнева

Лопасти вертолёта заглушают происходящее внизу, но мужчина прекрасно воспроизводит звуки у себя в голове, представляя, как рвутся снаряды и висит крик агонии, усилившийся многократно от унисона песни боли и страданий. Боковые дверцы плоского летательного аппарата с двумя лопастями и длинным вытянутым хвостом открыты, поэтому парень держится за поручень, чтобы не вылететь из машины. Дома и небоскрёбы, величественные и гордые, сверкающие на солнце, как сапфиры, в один момент падали от мощнейших ударов.

Когда Легат пал рухнула и вся оборона, выстроенная на нём и теперь, никто и ничто уже не спасёт Флоренцию от армий Императора, которые не знают пощады к противнику. Сметя всяческое сопротивление в пригороде столицы, теперь и сам главный город стал жертвой насилия многих сотен тысяч солдат, которые ворвались в размеренную жизнь Флоренции и скинули вуаль спокойствия и стабильности. Перевес в силах явно на стороне Рейха — массивный и точечный удар по столице это то, ради чего была затеяна сегодняшняя военная увертюра. Существенные подкрепления, распиханные по границам, вряд ли подоспеют к вечеру, а к этому времени запланировано уничтожение всей верховной власти Информократии.

Мужчина чувствует, как на его плечо ложится тяжёлая рука, и боль от прикосновения распространилась по всему правому боку. После жаркого боя в аграрном городке множество ран дают о себе знать и порой даже лёгкое обезболивающее не помогает.

— Ты как, в порядке? — прозвучал вопрос, высказанный мужским голосом с

Безжизненный лик Маритона, создаваемый маской противогаза в линзах которого отразился весь ужас войны под ногами не может показать всей печали и боли, которая тёмной печатью легла на душу парня, отягощая её. Да, множество ран было получено и все они постанывают, но одна из них рыдает сильнее всех, и простым анальгетиком её не залечишь.

— Я? — потерянно переспрашивает Маритон, поглаживая по стволу дробовик. — Да вроде… не знаю… может быть.

— Да парень, вижу, что с тобой далеко не всё в порядке.

«Генерал очевидность» — сострил Маритон в уме.

— Всё будет в порядке, — прихлопнул его собеседник, отчего Маритон едва не упал от ударившей боли.

— Надеюсь, — сквозь натугу сказал Маритон.

Парень оборачивается и видит перед собой высокую фигуру могучего воина, чьи доспехи покрыты сетью царапин и местами опалены, а тканевая алая юбка всё так же развеивается на бешеном ветру, словно это стяг с белым крестом. Механическое звучание систем брони заглушается вибрацией мощных лопастей вертолёта. Только «рыцарский» шлем снят, предоставив прекрасный и мужественный лик на всеобщее обозрение и терзание ветру. Чёрные волосы, так же как и ткань на доспехе, лихо ласкаемые порывистой рукой ветра и завиваясь и переплетаясь в стремительных порывах.

— Знаешь, Маритон, все мы теряли друзей и родных… все. Они будут героями, имена которых навечно будут вписаны в историю и не забудутся. Я тебе обещаю.

— Они были обычными людьми, — печально выдавил Маритон. — Им не нужны строки в учебниках по истории и хвалебные памфлеты. Это были мои друзья, преданные работе. Им нужна была мирная и хорошая жизнь вне этой проклятой страны-тюрьмы… а вместо неё они стали жертвами моей жажды… мести, — с омерзением произнёс Маритон, понимая, что он сам отчасти виноват в их смерти, позволив чувствам завести себя слишком далеко. — Гори оно всё огнём.

— «Кровь мучеников — семя Империи»[6] — хладно, но довольно мягко отчеканил Аурон, едва не перейдя к фанатическому перечислению постулатов Рейха. — Это чудо, что они умерли как воины, а не стали материалом для органических деталей Киберариев.

На секунду Маритон вспомнил, что сам только чудом успел уйти от пришедшего отряда Киберариев, которые покончили с его друзьями… Изор, Аркус и Виотин — все пали под напором жаркой плазмы и стали клинков. И только он успел скрыться в тени здания и выйти у площади, присоединится к Аурону и принять участие в битве за Флоренцию.

Аурон видит, что мужчина поник и печален, практически скатился в состояние безнадёжности. Религиозные или патриотические литании и строки из книг на него вряд ли подействуют, а вот хорошая новость, возможно, ещё вернёт его к действительности и реанимирует дух.

— Маритон, — с живостью обратился «Крестоносец». — Мы будем высаживаться рядом с тем местом, где ведёт бой твой друг…

— Флорентин? — удивился мужчина. — Как? Он всё ещё в городе?

— Да… неведомым для меня и Господа образом он присоединился к «Нуккерам» моего собрата по положению Конвунгара и вступил в бой с превосходящими силами врага.

Дух Маритона наполнился странным дискомфортом — он хочет поскорее оказаться на поле того боя и принять бой. Трое друзей уже мертвы, теперь жизнь ещё одного находится под угрозой. Тоска и уныние уступили место решительности и собранностью, многократно усиленных чистейшим рвением поскорее очутиться на поле брани.

— Ладно, потом справим панихиду по ним… сейчас нужно думать о живых.