День гнева

— Немного, — спешит успокоить Маритон. — Немного… остался только Апостол по общим делам, взявший на себя командование всей армией и… Аурэлян.

— Кто это? — Спросил Лефорт.

— Это первый и главный Апостол, который хоть и равен по статусу остальным, но является самым старым и мудрым. Его слово не просто закон, а божественное повеление. Говорят, что он даже есть воплощение Макшины на земле. Его охраняет специальный отряд из тридцати лучших Гвардейцев… они именуют себя «Хранителями Сапфирового Завета».

— Сапфировый Завет?

— Это книга, написанная самим Аурэляном и якобы «несёт божественную мудрость». Я её не читал, не видел, так она доступна только самому высшему классу програманнства.

— Хорошо, будем готовиться. Пять минут на отдых и подготовку, — тихо отдаёт приказ Аурон и обращает взгляд на Маритона. — Пойдём, потолкуем.

Двое мужчин подошли к величественному окну, за которым открывается поистине грандиозный вид на могучий город — тысячи и тысячи построек простираются на всю земную поверхность едва ли не до самого горизонта, сверкая десятками оттенками синих цветов, меж которых прорывается яркий пламень войны. Глаза Маритона с жадностью устремились вдаль, захватывая всё новые и новые участки нескончаемого городского пейзажа. Под Дворцом простирается изумительный сад, отливающий в лучах солнца, наполовину севшего за горизонт огненно-изумрудным свечением. Полкилометра живой растительности, деревьев и кустарников, среди которых устроились воины Рейха, удерживающие периметр. А там, ещё дальше те самые ворота, только опрокинутые на землю, с десятком прожжённых лазерными пушками дыр. Некогда мастерство архитекторов Информократии лежит на земле и дымится перед мостом, где устроились палачи информократичного искусства — старенькие Т-90, вставшие непреодолимой стеной и готовые отразить даже самую дерзкую атаку.

Маритон никогда не забудет, как увидел огромный, не вмещающий дворец — постройка в виде исполинского зиикурата, по пять ступеней, в каждой из которых был устроен отдельный домен Апостолов, в три сотни метров каждая по десять отделов на ступень. Первая ступень — Домен Апостола Война, вторая принадлежала Апостолу дел религиозных, а третья главе экономической сферы. От каждого домена ввысь, словно споря, друг с дружкой и Господом за превосходство, устремляются огромные башни и надстройки. Когда армия ступили за пределы ворот на территорию Апостолов огнём фронтальных орудий, вылезших из чёрного фасада Дворца, их попытались остановить, но ракетный удар подпортил не только планы обороны, но и живописный фасад постройки. Живые растения, статуи и украшения, вместе с сотней голограмм исчезли в боевом налёте, навсегда похоронив с собой часть былого мира, что восстал средь праха и продемонстрировал силу научного подхода и технического прогресса.

— Многое мы прошли, — Аурон коснулся помятого шлема и отстегнул его, демонстрируя изнеможённое и измученное битвой лицо, покрытое сетью кровоподтёков, на месте, где сильно вогнулся шлем — на правой брови, под левым глазом и у челюсти. — А ведь я даже не думал, что всё так произойдёт.

— Что именно, господин?

— Ровно по воле Бога мы сможем взять штурмом главную дорогу и попытаться захватить Дворец… хотя мы его так и не захватили. И мы вот-вот подойдём к концу войны. Ты чувствуешь, как он близко, Маритон? Конец всего этого, — рука, обтянутая металлом и печаткой устремляется в сторону пылающего города. — Ещё немного и конец всему этому.

— Да, — пытаясь тряпкой утерпеть сажу с лица, отвечает Маритон и смотрит в практически чистый, но гордый и мужественный лик командира, что с печалью взирает на картину хищной войны, которая квартал за кварталом пожирает город. — Скоро она закончится, только боюсь, этого мы не увидим. Во Дворце слишком много врагов. Гвардия, Киберарии и ловушек до чёрта. Мы не выйдем отсюда, — мрачно заключил Маритон, вспомнив, что сюда они пробрались с жестокими боями через все сегменты Дворца, обходя скопления врагов как можно дальше.

— Знаешь, я даже и не думал, что сегодня выживу к вечеру. Мы живём, чтобы умереть ради великой цели. И только отдавая жизнь за нечто славное и светлое, можно верить, что мир станет лучше.

— Интересный у вас настрой, — отбросив тряпку проговорил мужчина.

— А у тебя какой? Ответишь, наконец-то, Маритон, за что ты сегодня пошёл на войну? Во имя чего столько крови оказалось на твоих руках?

Губы мужчины разошлись в нечто среднем между улыбкой через боль и жестокой ухмылкой, преисполненной сумасшествием через моральное потрясение.

— Я? У меня много причин… я ведь был ещё мальчишкой с родителями, когда застал рождение всего безумия. Затем нас рассоединили и лишили меня семьи. Потом на службе Аккамулярия и увидел столько идейной несправедливости. А затем я… влюбился. Девушка по имени Анна запала мне в душу, но она с неистовством чтила все постулаты Информократии до тех пор, пока не получили компромат. Всё кончилось тем, что её казнили. Убили за обычные чувства, сожгли, как тряпицу.