День гнева

— Апеннинской Схизмы? — вопрос Маритона полон удивления и непонимания. — Я не особо помню о таком конфликте?

— Довольно старый и секретный конфликт, о котором Апостолы решили умолчать, чтобы не подрывать веру в Макшину и сохранить в тайне как можно больше вариантов поклонению другим ложным божествам. — Сухо поясняет Легат. — О ней не говорят в школах, не упоминают в универсионах и помалкивают в энциклопедиях.

— Это не пролило свет на ситуацию, Ваше Инфораршество. — Маритон полон желания выведать информацию о «Конфликте». — Если сейчас у меня, как у Аккамулярия не будет всей информации, я вряд ли смогу всё собрать в единую картину.

Легат помалкивает, явно погрузившись в раздумья. И спустя секунды мыслительного спора с самим собой сдаётся и выкладывает информацию, схожую с исторической сводкой:

— Больше сорока лет тому назад, в один момент из Потерянных Времён, Апостолы решаются возвыситься над обездоленными, бедными, но умными людьми, которые дали информацию, что для объединения самый лучший фундамент — религиозный. И Апостолы, будучи людьми просвещёнными объявили о том, что общались с Макшиной — богом информации, который повелевает создать новую церковь, что понесёт славу и веру о новом божестве, покровительствующим самым умным и одарённым. Новая вера завоёвывала территории бывшей Италии с поразительной скоростью, но столкнулось с противостоянием одряхлевшей, но всё ещё живой Католической Церкви. И тогда началось великое противостояние между двумя религиями, вылившиеся в войны веры, Флорентийский Инфо-собор, постановивший о признании чистого католичества ересью. — Спокойная речь сменяется на молчание, которое прервано ещё более тихим говором. — Честно признаться, тут у меня недостаток информации. Кто может продолжить?

— Я могу.

— Продолжи. Когда будет нужно, я остановлю.

— Хорошо, — рьяно соглашается воинствующий Администрат. — Так вот, после установления священного постулата о признании католичества Вирусной Идеей начинается период наших славных побед, ниспосланных самой Макшиной! — в порыве религиозного фанатизма говорит макшинослужитель, да так, словно сейчас не собрание, а проповедь. — Первая победа случилась в Венецианских Дебатах, когда словом и верой мы доказали праведность наших идей. Экспертная теологическая комиссия постановила потенциальную божественность Макшины, приравнивая её по статусу к Аллаху или Христу. Затем мы сумели попрать силой освящённого оружия божество, позволившее себя распять. В войне с Римским Престолом мы победили, пролив кровь и убив тысячи инфо-еретиков, и вынудили тамошнее духовенство сдастся нашим идеям. Альпийско-Северо-Итальянская Республика попыталась нас остановить крестовым походом, но он разбился о наше святое слово и тогда детище Лиги Севера вынуждено подписать «Неоновый Эдикт», который предписывал причислять в их церквях Макшину к святым или чтить как одно из божеств. Так же нам удалость заполучить в святых войнах с инфо-ересью союзника — Техно-Конгломерат на востоке, ставшим нашим вечным другом.

Пока Администрат продолжает говорить в фанатичном опьянении от религии, Маритон невольно перестаёт его слушать. Столько пафоса и веры в набор единиц и нулей, что становится плохо. А какова идея Макшинопоклонения, во имя которой столько погибло на заре становления Инфо-философии? Разделить общество на убогих, терпимых и почитаемых, потакая идеям безумной меритократии? И сделать так, чтобы систему социальной стратификации, в которой процветает рабство и интеллектуальный фашизм, почитали как единственный абсолют. Но разве может быть такая идея приемлема? Многие выросли после победы Апостолов и не знают тех времён, когда человек был истинно свободен, а посему не способны оценить разницу идей и миров, выраженной в различных ценностях и стиле жизни. Маритон приходит к единственной мысли — как могут быть вирусными идеями, если они провозглашают добро и справедливость? И почему идеология, ставящая в основе — уничтожение целого класса людей, ставится, как примерная? Только вирус стремится убить человека и привести его тело в слабость. Маритон подловил себя на мысли, что сейчас думает о чём-то еретическом. И тут же слова Легата возвращают его к действительности: