День гнева. Новая сигнальная [сборник Литрес]

– На них никто не обижается. Это главным образом литературоведы, театральные критики. Тощие все, как из проволоки. Вождь у них – одичавший лауреат искусствоведения. Почти ничего не едят, а только спорят. Я однажды заблудился, сутки провел в стойбище. Лег усталый у них в шалаше, но до утра глаз не сомкнул, потому что всю ночь над головой «трансцендентность», «антисреда», «сенсейт», «субъект-объект», «сернидибность», «алиенация» – обалдеешь. В этом племени самое жестокое наказание – лишить слова. Один нашел банку консервов, съел, не поделившись. Приговорили неделю молчать. Завязали рот, отвязывали только, чтобы покормить. И представьте себе, умер, задушенный теми возражениями, которые у него возникали, когда другие высказывались. В целом они ничего. Иногда приходят в город наниматься на временную работу. Исполнительные, честные. Но делать ничего не умеют, вот беда. У меня на буровой один тоже есть сейчас. Только ему поручать чего-нибудь настоящего нельзя – стараться будет, но не справится… А вообще-то, людей не хватает ужасно. – Это была больная тема у начальника, он нахмурился. – Вот смотрите, выйдем сейчас на подземную дорогу, а как мы будем разбираться без физика-электронщика? Нам электронщик до зарезу нужен. Однако попробуй найди для такого дела. Все специалисты разобраны по монополиям. Конечно, у монополий денег больше и они могут предложить людям лучшие условия, чем на государственной службе. Наш бюджет все время режут.

Конечно, эта чертова технология сбилась и стала над нами, раз специалисты все в частном секторе и работают, по существу, друг против друга. Если серьезно говорить, в наших условиях прямая война идет – или промышленно-технологический аппарат окончательно поработит человека, или человек сделает его своим другом. Про себя-то не думаешь, черт с ним! Но ведь дети, внуки – в каком мире им жить?

Он прошелся по тесной палатке, задевая плечами и локтями торчащие детали всяческого оборудования.

– У вас электронщика знакомого нету? Добровольца – чтобы на нищенскую зарплату… А то войдем в подземку, не будем знать, за что с какого конца браться…

Буровая вышка была снята, лагерь упаковался, и после сытного обеда начальник экспедиции вывел гостей на проторенную тропинку.

…Розовая улица, Тенистая. На Тенистой было неожиданно оживленно. Десяток молодых людей в элегантных, неуловимо схожих костюмах и в чем-то со схожими физиономиями, сбившись в кучки и негромко переговариваясь, изучающим взглядом проводили Леха с Ниоль, оборванных, обожженных солнцем. Один еле слышно свистнул собаке, та огрызнулась. Лех и его спутница еле волокли ноги, однако на Сиреневой обоим с собакой пришлось прямо-таки пробиваться сквозь толпу шикарных мобилей и людей. Только у дома номер пятьдесят было посвободнее. Грузный мужчина, одетый, будто только что с витрины самого дорогого и модного магазина, и с лицом столь выхоленным и властным, что Лех и не видал никогда, пытался что-то доказать владельцу старой шляпы и огромного рта.

– Но у меня есть пропуск.

– Не имеет значения.

– И выпуск. Мои секретари просто не знали, что потребуется еще и запуск.

– Незнание закона не отменяет его. – Мужчина в старой шляпе равнодушно сплюнул в сторону. – Тем более что у нас чрезвычайное положение…

Кто-то тронул Леха за плечо:

– Добрый день. Значит, Бьянка с вами?

Рядом стоял Тутот. Сотрудник Надзора извлек из кармана ошейник и намордник, с ловкостью фокусника надел их на собаку и прицепил ее, зарычавшую, на поводок.

– Рад снова повидаться с вами. Не правда ли, хорошо потолковали ночью?.. Как добрались? Я вертолетом. – Он взял Леха под руку. – Между прочим, внутри ограды садика уже юрисдикция фирмы. Сообщаю вам об этом чисто информативно. Если б я, скажем, увидел там человека, за которым гнался вчера среди труб, мне пришлось бы приступить к исполнению служебных обязанностей. В то же время на улице, вот здесь, где мы стоим, по эту сторону ограды, такому человеку ничто не угрожает.

Перепалка возле калитки продолжалась.

– Но почему нам не оформили перепуск, если перепуск, как вы утверждаете, необходим?

– Мне-то какое дело?

– Позовите вашего начальника.

Тутот подал Леху визитную карточку:

– Заходите. Посмотрите коллекцию открыток.

Ниоль недоуменно осматривалась:

– Что-то у нас произошло. Столько народу никогда не накапливали. Давайте прощаться, Лех.

Девушку увидел большеротый мужчина, удивительным образом рот его тут же сделался нормальным, подошел, оставив лейтенанта, заговорил шепотом:

– Слушай, где вы пропадали? – Кивнул Леху. – Ребята устроили аварию, выключили Силовую. – Тутот деликатно отступил, таща упирающуюся собаку. – Беги скорей и скажи, что вы нашлись.

Ниоль повернулась к Леху:

– Выбирайтесь отсюда, подойдите к садику с той стороны. Я сейчас же буду.

Лех начал выталкиваться.

На узкой улочке было совсем тихо. Лех оперся на деревянную ограду. Небольшой садик зарос густо, пышно – выходящая девушка старалась не напрасно.

Ниоль появилась на заднем крыльце. Уже в длинной, ниже коленей юбке с кофточкой и белом передничке. В руке лейка.

Подбежала к Леху. Остановилась.