День гнева. Повести

— Значит я — деятель периода застоя. — Смирнов встал, хромая подошел к окну, закурил. — А то, что меня на пенсию выкинули, когда я в Азии копнул поглубже?

— Не надо было тебе туда ехать.

— Так послали, приказали и послали. Сейчас там вон как шуруют. А я начинал, понимаешь, я начинал! И в награду заработал пулю в колено и отставку.

— Кто это помнит, Саня?

Смирнов вернулся к столу, разлил по рюмкам, поднял свою:

— За прошедшую нашу жизнь, Алик. — И выпил. А Алик не выпил и сказал:

— Даю бесплатные советы. По нынешним временам — редкость, что бесплатные. Во-первых, сними орденскую планку, чтобы о прошлом не жалеть. Во-вторых, пиджачок и брюки, в которых приехал, никогда не надевай. А в-третьих… Пойдем-ка…

Алик опять вывел Смирнова на балкон и спросил:

— Что видишь?

— Перестройку, — мрачно догадался Смирнов.

Внизу был милый скверик, и за сквериком выстроились двухэтажные, с заколоченными дверями и окнами дома, терпеливо ждавшие капитального ремонта.

— Ответ неправильный, — голосом экзаменационной машины оценил Алик. — А все потому, что смотришь не туда. Смотреть надо не туда, где еще собираются перестраиваться, а туда, где уже перестроились. Смотри вон туда!

И Алик жестом фальконетовского Петра указал левее, где в угловом домике поселилось кооперативное кафе. Домик тот был весело выкрашен, чисто вымыт, затейливо наряжен занавесками, тентом и вывеской, на которой славянской вязью, белым по голубому, было написано: «Привал странников».

— Каких еще странников? — поинтересовался Смирнов.

— Все мы странники в этом мире, — пояснил смысл названия предприятия общественного питания Алик и продолжал: — А ты что — хуже? Представляешь, вывеска: «Частное сыскное бюро полковника МУРа в отставке А. Смирнова „Всевидящий глаз“» Или лучше: «Всевидящее око». А, полковник в отставке?

— Дурак ты, Алька, — решил Смирнов и рассмеялся. Направились было на кухню — продолжать, но залихватский, оглушающе пронзительный бандитский свист с фиоритурами снизу остановил их. Глянули через балконное перильце вниз.

Облокотившись о серо-белые «Жигули»-восьмерку, стоял оранжево-голубой волосатый плейбой Роман Казарян и смотрел вверх, на них. Увидел, обрадовался, заорал:

— Мегрэша ты мой ненаглядный! Прибыл, наконец!

— Что орешь? — приструнил его Алик и пригласил. — Поднимайся.

— Чего я у тебя не видел? А тут заведение, в котором я никогда не был. Спускайтесь, обновим «Привал странников».

— Там не подают, — сказал Смирнов.

— А вы наше с собой прихватите. Надеюсь, наше-то у вас есть?

— Ты за рулем, — напомнил благоразумный Смирнов.

— По-моему, ты в милиции уже не служишь, а, Санек? — срезал Казарян надоедливого провинциала и поторопил: — Спускайтесь, спускайтесь!

— Разоримся, — заметил Алик.

— Не твоя забота. Я сегодня богатый. — Казарян приложил руку к сердцу и к карману, где хранил богатство.

— Обожди малость, штаны надену, — сдался наконец Алик.

Смирнов, Казарян и Алик (в штанах) вошли в кооперативное кафе «Привал странников» С улыбкой на устах их встречал мордатый, усатый здоровенный официант.

— Добро пожаловать! — возликовал он.

— Я тебя знаю, — сказал ему Казарян. — Ты — бармен из «Космоса». — Здесь что, выгоднее?

— А я — здесь и там, — охотно объяснил официант. — Там день отдежурю и на два — сюда.

— Значит, выгодно и здесь, и там, — понял Казарян и приказал. — Устраивай-ка нас.

— Прошу.

Он просил их в зал. Они туда и проследовали. Старинной обнаженной кирпичной кладки стены, пол из тяжелых мореных досок, двумя сводами синий, с золотыми звездами потолок.

— Красиво как, — оценил интерьер Смирнов, усаживаясь на деревянную скамью за деревянный стол (все в тон пола). — Вот что значит старина.

Казарян, который уже уселся, потыкал пальцем в стену Кирпич прогибался под пальцами.

— Старина эта — хлорвиниловая. Производства отдела декоративно-технических сооружений родной до слез киностудии «Мосфильм». А ничего, смотрится!

— И все остальное такая же липа? — спросил Алик.

— Зачем же? По полу — ходить, за столом сидеть, на эстраде — петь и играть. Надо полагать, все — из настоящих досок. Так, работник сферы обслуживания? — потребовал подтверждения у официанта Казарян.

— Безусловно, — согласился официант и напомнил: — Жду ваших распоряжений.

— Забыл я, как звать-то тебя капризно заявил Казарян.

— Денис.

— Что предложишь нам, Денис?

— Осетрина-фри, свежайшая телятина, жульены грибные, из вырезки, с ветчиной…

— Мило. Тащи все.

— Не съедим, Рома, — испугался Смирнов.

— Не съедим, так слопаем, — решил Казарян. — Тащи.

Алик поставил на стол две бутылки из-под минеральной воды, в которые он предусмотрительно перелил коньяк, и объяснил официанту:

— Мы своей водички с собой принесли, так что рюмочки бы не помешали.

— Будет сделано, — заверил официант и, ничего не записав, удалился. Казарян посмотрел на эстраду, где сиротливо стояло несовременное пианино, и сказал: