День Гнева (СИ)

Люди стали собираться. Флорентин отошёл подальше ото всех. По глазам, по взгляду можно заметить, что его гложет одно из древнейших чувств на планете, заставлявшее человечество на рассвете своей бытности прятаться по пещерам и не гасить пламя ночью — обычный страх. Антинори ощущает нутром, что идёт на верную смерть и через сущие минуты встретиться с воплощением дьявола в человеческом обличье, ибо только черти способны породить такое общественное устройство. Но страшно оставаться один на один с таким чудовищем, как один из лживых «Апостолов» и ещё страшнее представить, что будет, если они не совладают с его гвардией и их повяжут? Наступление сорвётся, и Информократия одержит верх, а значит и вся Италия окажется под пятой нечестивого режима и обратиться в один сплошной лагерь для рабов. Гложет ли его страх перед смертью? Едва ли, ибо смерть не конец, а своеобразный переход между земным тленом и райским царством для тех, кого Бог сочтёт достойным. Боится ли смерти священник? Но вот страх перед поражением, которое ощущается, будто бы нож у горла, готовый в любой момент скользнуть по коже, действительно заставляет душу парня содрогаться от одной мысли — что станет с миром, если они проиграют. Однако именно мыль о рабской Италии, разделённой на касты по интеллекту, и подстегает к действу, даёт силу и стимул для борьбы.

— Приготовится, — звучит единственное слово, ставшее сигналом к началу операции.

Флорентин накидывает капюшон и половину его лица скрывает кусок ткани, скрывший и личность. Он берёт посох, с грубым крючковатым неверием в виде заточенного лезвия из стали, отчего он становится похож на небольшую косу. К нему присоединяются двое мужчин, которых он благословил. Широкоплечие и грузные, так же облачившиеся в накидки из старой ткани, они пойдут за священником хоть до девятого круга ада. Антинори окинул их взглядом и вспомнил, что это именно он настоял на том, чтобы их взяли вместе с ним на операцию и что только вместе с ними он пойдёт на эту авантюру.

— Ну что, Герасим и Ерементий, готовы?

— Отродясь ждали момента сего, — взял ответ Герасим.

— За спинами нашими — отечество, а впереди всех нас ждут бесы, — поддержал того Ерементий.

— Там очень много врагов, слишком много и все они искусно обучены. И все они способны только профессионально убивать, да и жалости они не знают. Вы уверены, что хотите со мной пойти? — Флорентин хотел бы, чтобы эти двое выжили, так как он с ними прожил множество лет и столько всего прошёл и теперь их потерять нет желание — человечности в этом священнике слишком много для времени позднего постапокалипсиса и всеми силами он стремится сохранить, что ему дорого.

— И мы не пальцем деланные, — произнёс Герасим. — Ты и сам памятуешь, что ж, такой расклад не впервой нам.

— Это хорошо… хорошо, — горестный ком, едкая боль и ноющий стон души сотрясли дух Флорентина. — Я горд, что знал вас. Надеюсь, что сегодняшний день мы переживём.

— Мы тоже рады, что с тобою ходили. А переживём мы или нет, на то воля Божья, — твёрдо произнёс Ерементий.

Флорентин попытался обнять двух друзей, но это у него слабо получилось и скорее показалось, что это они его зажали в дружеских объятиях. Таких друзей Флорентин терять не хотел, и если была его воля, он бы пошёл вместе с ними в бой, но его задача — разить словом противника, а дело оружия он оставит другим.

— Все вперёд! — отдал приказ Конвунгар и операция понеслась — все поспешили покинуть здание и разойтись по ключевым точкам

Нужное здание расположилось в паре сотен метров отсюда и идти по улицам долгого времени не составило. Как ни странно, но скопление людей в заброшенном доме не привлекло внимания усиленных патрулей, поэтому пока всё сохраняется в тайне.

Улочки старой Флоренции сохранились в том виде, какой им придали ушедшие эпохи — узкие и прохладные, сдавленные со всех красивыми изысканными зданиями. Только практически все постройки обветшали, а дороги стали непроходимыми из-за разбитости — асфальт, там, где был положен, вздыбился, плитка и брусчатка выбита и валяются горами у краёв дороги. Кучи мусора вместо мусорных контейнеров в старой Флоренции обычное дело и всюду любого будет преследовать аромат гниения и отходов, а так же неприятное амбре от химических выработок.

Все кто вышел на улицу, похожи на мрачные и серые фигуры, словно они программные элементы в большой системе, существующие лишь ради того, чтобы стать слугами для элиты Информократии. Всюду шныряют силовики — либо дройды, с простейшим оружием и интеллектом, либо полукибернетические солдаты, ставшие тут вместо обычной полиции. Но среди них ярко выделяются шесть фигур, в практически одинаковых мантиях-плащах — кусок ткани с капюшоном, закрывший всё тело. Они уверенно пробираются сквозь улочки и сотни людей, чтобы выйти к площади, и их уверенность так и норовит вызвать подозрения у людей, которых по приближению к месту становится всё больше.

— Как же тут «прекрасно», — осмотревшись констатировала обстановку Хельга, поправив капюшон и поправив пистолет на поясе. Жуткое местечко, хоть и столица.