Память ещё долго может мучить изнеможённый от воспоминаний разум. Информократия цепкой рукой ухватилась за сердце и терзает при каждом лицезрении несправедливости, которая подаётся как «необходимость».
Рука мужчины касается бронежилета в том месте, где сердце, сжимая его и комкая ткань. От ряда картин прошлого сердце едва защемило, и боль распространилась в груди, подкатил к горлу знакомым комом. Маритон поодаль встал от отряда, и никто из сослуживцев не может разделить боль печалей. Сколько мужчина видел незаслуженных убийств убогих и слабых, сколько измывательств религиозных фанатиков, верующих в Макшину, над обычными людьми, которых посчитали недостаточно верующими, жуткие смерти людей, решивших создать семьи за один факт такого действа. Каскад прошедшего, фантасмагория увенчались смертью Анны, что стала подобно искрой над пороховым складом — взорвала огненными эмоциями парня, встряхнула его душу и поставила на службу тем, кто вознамерился уничтожить ад. Информократия сама воспитала своих убйц.
Но вот тяжёлая рука ложится на плечо, развеивая все помышления, а грубая речь вторгается в сам разум:
— Пойдём в сторону, поговорим.
Маритон не в силах сопротивляться такому пошёл вместе с могучим воителем вперёд, слушая, как каждый шаг тяжёлого сапога порождает стон практически сухой травы. Мужчина, взирая на блестящие серебром пластины на торсе, отражающие лик безжизненного неба, взирая на латные высокотехнологичные перчатки и сапоги, и восхищаясь колышущейся алой матовой тканью, на которой искусно изображён мальтийский крест, видит не просто полководца, а героя из древних легенд о благородных рыцарях. Он воплощение гордости и силы, облачённое в высокотехнологический доспех. Он — живое оружие, поставленное на службу Императору и готов уничтожить любого его врага. Живой символ целой армии по своей воле вопреки цифрам выступивший на передовую и готовый пожертвовать собой, лишь бы уничтожить врага и даровать надежду человечеству.
Неожиданно для Маритона они вышли на опушку и тут мужчина увидел, что они находятся на возвышении, у подножья которой и построен тот самый городок, к которому они должны выйти. У подножья высокого скалистого возвышения целые ряды серых одноэтажных зданий, возле которых целые поля, укрытые плёнкой. Теплицы. Ещё дальше жилые двадцатиэтажные дома, образующие улочки и площади, а в центре всего города высокий шпиль в сотню этажей, похожий на стеклянную башню, пронизанную синим ярким светом, гнетущим зрение. Земля, поля земли, где растут овощи и фрукты плотным и широким кольцом охватили небольшой центр, где чувствуется влияние информократичной цивилизации и ставшей центром аграрного городка Роэй-129.
— Это же…
— Да, — Аурон потянулся к шлему. — Это он. К нему мы и должны были выйти.
— Но что же…
Маритон видит, как возле города расставлены палатки, тысячи палаток тёмно-зелёного цвета, военная техника и наспех возведённые казармы. Заграждения и заборы под напряжением окутывали город словно одеяло. Турели и огневые точки усеивали добротной частью городок, строя оборону. Тысячи воинов якшаются по городу и возле него у позиций, которые должны держать ценой своих жизней. Дроны и киборги, люди и рабы — все они призваны, чтобы удержать армию Рейха.
— Что ж, вот противник и приготовился к обороне, — мрачно констатировал Аурон. — Шансов пройти незаметно, у нас практически нет.
Маритон посмотрел на могучего воителя и увидел, что тот снял тяжёлый шлем и положил его в руку. Чёрный волос убран под броню, а взгляд серебряных глаз с незримой печалю, вгрызается в каждую постройку, возведённую в стиле хай-тек. Благородное лицо воина не отражает страха или ужаса, лишь полную готовность к действию, каково бы оно ни было.
— Но нам нет пути назад, — сухо отчеканил Маритон.
— Скажи, как тебе возвращение домой? — рука «рыцаря» устремилась в сторону высокотехнологичного города. — Скажи, что твоя родина прекрасна и продвинута, а её технологии не знают соперников, и сегодня от её рук, скорее всего, мы падём.
— Нет, мой господин, — с мелькнувшей антипатией воспротивился Маритон, сжав в руках с силой дробовик и мотнув его в сторону города, его голос исполнился рвением и по странному огрубел. — Информократия не оплот развития. Эта держава сущий ад, который нуждается в очищении. Столько напрасных слёз и столько невинной крови, пролитой лживыми апостолами, будь они прокляты. Эта страна оплот мракобесия и самого жуткого… эм… устройства. Прошу вас, — в пылкой речи Маритона промелькнул мотив моления. — Если нужно будет выступить против сотни сволочей, чтобы добраться до апостолов, я это сделаю.
— Ты готов собой пожертвовать?
— Да. Ради завтрашнего дня, ради людей, ради счастья тех, кто ещё под гнётом тех тварей.
Аурон на пару секунд примолк, проницательно изучая сказанное, после чего без осуждения и упрёка посмотрел на Маритона: