День греха

– Ты же рассказывала, что на рождественском балу твой партнер тебя поцеловал.

– Этот? – Лицо девочки сморщилось от отвращения. – Не считается. Он просто ткнулся ртом в мой рот, когда монахини не видели. Потеха. И вообще он был потный и противный. Этот так называемый поцелуй меня только разозлил.

Она придвинулась ближе и понизила голос До шепота:

– Я говорю о настоящем поцелуе, Реми. Я хочу пойти на настоящее свидание, где монахини не будут следить за каждым моим движением. Я хочу… – Романтики.

– А что в этом плохого? – Фларра сжала руку сестры. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, разреши мне жить с тобой и Пинки и ходить в нормальную школу. Хотя бы в последний класс.

Фларра рвалась испробовать Жизнь с большой буквы. Она жаждала знакомства с мужчинами, потому что ее опыт общения с ними ограничивался одним Пинки, а он вел себя с ней как отец, ну, лучше сказать, как любящий дядя. Как у любого подростка, ее гормоны взывали к другой жизни. Фларра представляла собой мину замедленного действия, помноженную на страстное жизнелюбие. Живое воображение и невероятное любопытство довершали картину.

Реми понимала нетерпение сестры, но ей трудно было поставить себя на место Фларры. Когда сама Реми поступила в школу, она была подростком, но школа не казалась ей тюрьмой. Для Реми это было убежище. Здесь было чисто, спокойно и безопасно. Эти высокие решетчатые стены олицетворяли собой умиротворение и достоинство, которых прежде не было в ее жизни. Теперь она слышала лишь музыку церковных гимнов, а не орущий и днем и ночью приемник. Никакие мерзкие типы не толпились у ее кровати. Она не ловила на себе опасные взгляды, пугавшие и смущавшие девочку. Не было больше драк, грязной ругани, исступленного совокупления на кровати и на любой плоской поверхности. Остались в прошлом голод и плач младенца, заботы о котором были целиком возложены на Реми.

Она ласково погладила Фларру по кудрявой голове, и сердце переполнилось любовью к тому болезненному, вечно плачущему ребенку, целиком за висевшему от нее, хотя Реми сама тогда была еще маленькой. Несмотря на кошмарный первый год своей жизни, Фларра выросла и превратилась в умную и хорошенькую юную девушку. Реми старалась оберегать ее от бед с самого рождения и поклялась себе, что будет защищать сестру до своего смертного часа.

– Я поговорю с Пинки.

– Обещаешь?

– Я обещаю с ним поговорить, – подчеркнула Реми. – Но не обещаю, что наше решение будет таким, какого ты ждешь.

– Ведь Пинки не против того, чтобы я жила с вами?

– Его любимая родственница? – фыркнула Реми.

Вообще, Пинки был против этого, когда они поженились. Пока Реми училась в школе при монастыре Святого Сердца, Фларра жила у приемных родителей. Пинки сказал, что будет жестоко вырывать девочку из привычной среды. Однако Реми знала истинную причину, почему Пинки не хотел, чтобы Фларра жила вместе с ними: он не намерен был делить с кем бы то ни было время, внимание и любовь Реми – даже с ее сестрой.

Когда Фларра подросла, Пинки отдал ее учиться именно сюда, убедив Реми, что в закрытой школе девочка получит лучшее воспитание и образование. Реми ничего не оставалось, как согласиться; и теперь, оглядываясь на годы, прожитые с Пинки Дювалем, Реми признавала, что это был наилучший вариант для всех.

Но, может быть, за эти годы Пинки передумал насчет Фларры? Реми не знала. Она его об этом не спрашивала. Потому что теперь она сама не хотела, чтобы Фларра жила с ними под одной крышей. Совершенно недопустимо, чтобы ее впечатлительная и импульсивная младшая сестра сталкивалась с сомнительными приятелями Пинки – мужчинами вроде Уэйна Бардо.

Так что просьба Фларры вряд ли могла быть выполнена, но Реми не могла сказать этого сейчас – девочка и без того расстроена. Точно так же Реми не могла обсуждать с ней причины своего нежелания и прочие вещи, которых Фларра все равно не поняла бы.

Реми не могла рассказать Фларре про Галвестон.

Пока же Реми назидательно заметила:

– Все зависит от твоего поведения до конца семестра. Ты обещаешь хорошо себя вести?

Шестнадцатилетняя девочка восприняла эти слова как обещание. Она вскочила и поклонилась грациозно и почтительно.

– Клянусь собственной невинностью.

– Фларра!

– Не бойся. Ничего с моей невинностью не случится. А как насчет праздника Марди-Гра?

– Что насчет праздника?

– В прошлом году ты сказала, что, может быть, в этом году я приду к вам на прием по случаю праздника Марди-Гра.

– Верно – я сказала «может быть».

– Ну, Реми!

– Я поговорю с Пинки. Хотя тебя абсолютно не за что баловать.

– Ты все-таки спроси, – настаивала Фларра.

– Спрошу.

Фларра взяла руки Реми и положила их себе на плечи.

– Спасибо, сестричка. Я тебя люблю. Реми крепче сжала объятия, прошептав:

– Я тоже тебя люблю.

Вдруг лицо девочки снова опечалилось.

– Как ты думаешь, что бы она сказала обо мне нынешней? О нас?

Реми поняла, что сестра говорит об их матери.

– Не знаю. Я о ней совсем не думаю, – солгала она.

– И я.