День и ночь, 2009 № 05–06

Несмотря на это, везде и всюду слушали её с восхищением и встречали дружными аплодисментами.

— Прелесть! Прелесть! Вот это музыка, вот это пение! От неё — прямо как в тумане… Чудесно! Лев Леонтьевич! Вы могли бы петь в театре, в Москве или Петербурге. Урра! Урра! Лев Леонтьевич — артист, — орала и хлопала в ладоши вся компания.

А Лев Леонтьевич поднялся с кресла и, стоя на эстраде, улыбался, сияя, принимая как заслуженную дань своего таланта возгласы восхищения и рукоплескания.

Но тут кто-то крикнул:

— Владимир Осипович!

Это имя всех наэлектризовало.

Слушатели поднимались из-за столов.

Соня, Татьяна, Ольга и Наташа подбежали к зеркалам, поправить помятые туалеты.

Лев Леонтьевич соскочил с эстрады… Все взоры обратились к дверям.

Владимир Осипович, непринуждённый, элегантный, надушенный, с иронической усмешкой на устах и победительным выражением на лице, лёгким, эластичным шагом хорошо вымуштрованного солдата ступил в Золотой зал.

Молчащий и хмурый офицер сорвался с кресла, снял фуражку, застегнул мундир на все пуговицы, отстегнул саблю и, повесив её на крючок, велел прислуживающему лакею:

— Карточки! Быстро! Быстро!

Поскольку меня настращали, что возвращаться в город одному небезопасно, волей-неволей пришлось дожидаться рассвета в этом французском ресторане.

Я уж до тошноты насмотрелся на эту гулянку, в самом её откровенном и отвратительном виде.

Попил чая в буфете и чем-то перекусил, не столь оттого, что проголодался, а для того, чтобы добыть, наконец, этот злосчастный счёт, который дал бы мне возможность выбраться из-под принудительного ареста во французском ресторане.

Воспользовавшись местом, которое временно освободила мадемуазель, я навёл её на разговор о Владимире Осиповиче, который, как я заметил, играл здесь важную, даже перворазрядную роль.

Со слов моей собеседницы узнал, что славный Владимир Осипович был попросту шулером, который «гастролировал» по России и Сибири.

На всех ярмарках, съездах, и на всех публичных сборищах он появлялся неизменно.

Мало интеллигентным и умственно слаборазвитым сибирским кругам импонировал своим действительно необычным для этих мест видом, изысканностью одежды, поведения, разговора. Богатых простаков ошеломлял своими рассказами об обширных владениях, о многих сотнях душ, коими якобы обладал в губерниях средней России, о приятельских отношениях, которые связывали его с петербургской и московской знатью.

Эти импровизации, принятые «за чистую монету», определяли: «гулять», напиваться, играть в карты с Владимиром Осиповичем считалось недюжинной честью, которой добивались все, но которой тот удостаивал только избранных, только привилегированных.

Нелишне добавить, конечно, что таковыми были прежде всего люди богатые, щедрые, не считавшиеся с расходами и не жалевшие денег.

Вопреки известной поговорке, Владимиру Осиповичу удача не изменяла никогда — ни в картах, ни с женщинами.

Что он сам «помогал» удаче — не вызывало сомнений. Надо, однако, признать, что делал он это очень умело, очень осторожно.

Впрочем, кто бы мог его в шулерстве уличить?.. Владимир Осипович появлялся и за карты садился лишь тогда, когда вся компания была уже крепко под хмельком, а партнёры его — пьяны до бессознательности.

Мадемуазель, довольная, что нашла слушателя, который ей ни в чём не перечил, рассказывала, рассказывала без умолку, не останавливаясь, и говорила тем свободнее, что около буфета образовалась полная пустота, — никому не нужно было ни еды, ни напитков, гости французского ресторана уже всем пресытились до предела!

Некоторые, сморенные выпитым, вытянувшись на лавках, спали; другие, более стойкие или не сумевшие найти место на лавках, дремали, опираясь головой о стол.

Из других комнат слышался топот наиболее выносливых танцоров, отрывочные слова бессмысленных песен и невообразимое пиликанье цыганской скрипки.

Только самобытная балалайка ещё очень громко и удало звучала из боковой комнаты.

Лампы гасли, розовый рассвет уже заглядывал через грязные стёкла.

И вдруг раздался какой-то адский шум.

Кто-то подражал завыванию собаки. Другой кто-то — мяуканью кота… Кто-то мычал, как вол… Кто-то подражал пению петуха… кудахтанью курицы, которая снесла яйцо… Слышались и голоса, изображающие женский плач, гуканье младенца… грубый мужской смех. чавканье. храп.

Кто-то наяривал разухабистую песню…

Оказалось, это та самая компания, которая, как я видел, «забавлялась» в Золотом зале и сейчас высыпала в буфетную с таким адским ором.

Присутствовали все в полном составе, кроме Владимира Осиповича, который успел незаметно испариться, выиграв, как мне потом рассказали, огромные суммы.

Это шумное пьяное шествие возглавлял «патриарх тобольский», экс-заключённый, обвинённый в фабрикации фальшивых банкнот, а сейчас — настоящий Крез: Илларий Таганцев.

Ольга и Соня вели его под руки.

Все трое остановились перед буфетом.

Мадемуазель сорвалась с места, ожидая заказов.