День и ночь, 2011 № 03 (83)

Да ведь и наша недавняя история не менее поучительна. Живой её свидетель и крестьянский сын, я недаром постоянно обращался к темам общего дела, красоты мастерства в своих писаниях, включая поэтические. Позволю себе и нынешние заметки увенчать стихотворными строками:

Ставка Руси

От роду с сельской общиной

Связанный всем существом,
Там я не видел мужчины,
Чтоб не владел мастерством.

Всяк, исходя из потребы,

Гнул, и точил, и тесал.
Сам я умельцем пусть не был,
Но мастаков описал.

Перьев изгрыз я немало

С думой о нашем селе,
Что не на торге стояло —
На вековом ремесле.

Ладил — и знал себе цену

Каждый Иван и Пахом,
А барыши да проценты
Тяжким считались грехом.

Русь презирала века

Чудище — ростовщика.
Русь процветала, пока
Ставила на мастака.

ДиН перевод Василь Стус На чёрных водах кровь калины

Осеннего вечера ветка скрипит.
Слепою клюкою, что тычется в ветре,
дрожит, надломившись. И жалобы ветви
сжимаются в боли, а дерево спит.
Осеннего вечера ветка скрипит,
тугая, как слива, рудою налита.
О ты, всепрощающа, хоть и побита,
твой скрип ненасытною смутой омыт.
Осеннего вечера ветка скрипит,
и тяжкою синью в осеннем закате
мой дух колобродит. Прогнили все гати.
Нас мир обошёл — истуканом стоит.
Безумным пожаром дорога кипит —
взвивается пыль. И продутые кроны
всю душу обрушат и в пыль, и в полоны
тревожного слуха — как ветка скрипит.
И — солнце твоё водопадом кипит.
Тугой небокрай от густого стенанья,
согнувшись, обмяк. О, прими покаянье
изгойства (О, Боже, дай есть мне и пить).
Солги, что окончился путь мой. Что спит
душа, воспарившая в смертном аркане
высоких предчувствий. На сердца экране
качается вечера ветка, скрипит.
Осеннего вечера ветка скрипит. —
Ты чуешь, в раздоре живущий с собою?
Теперь за святою подайся водою
(утайкой послушай — Вселенная спит?).
Не спит. Ей ворчать и ворочаться, во —
злежа на горячей горошине века.
Но гулких шагов оглашается эхо.
То, Боже, сияние. То — торжество:
надежд и блужданий, предчувствий и на —
стижений того, что забыто до срока.
Колышется крона, а солнце жестоко,
мажором играет в пожарах сосна.
То тяга круженья над миром и под
косматыми тучами, под кровяными
торосами памяти. Господи, с ними
пускай породнится надломленный род —
приникший под толщей железных небес,
из пластика сшитых, стекла и бетона.
И песню на ощупь отыщет по тону
шелкового голоса (праздник воскрес!).
Чернеющей пашней дорога кипит.
Не видно и знака от Млечного шляха.
Сподобь меня, Боже, высокого краха!
Вольготно и весело ветка скрипит.

* * *