День инкарнации

Утерев слезы, мы надели костюмы для подводного плавания и отправились вокруг рифа, и это было потрясающе. Я и не представляла, что увижу столько цветов, форм и фактур, — и не могла вообразить, как передать это в произведении искусства.

«Произведение искусства, которое воплощает все, не выбирая ничего, есть не искусство, а лишь монотонное изложение».

Bay. Вы правы. Благодарю, доктор Сэм.

После плавания вокруг рифа мы посетили одно из подводных поселений, обитатели которого приспособились дышать под водой. Трудность состояла в том, что нам пришлось оставаться в костюмах для подводного плавания, кроме того, никто из нас не владел языком жестов, используемым в жидких средах, а именно так там предпочитали общаться.

Потом мы выбрались из океана, обсохли и еще раз напоследок обнялись перед тем, как нас загрузили в наши нормальные места обитания. Я обняла Дженис посильнее и прошептала ей на ухо:

— Береги себя.

— Кто, я? — ухмыльнулась она.

А потом там осталось только маленькое тело девочки с каштановыми волосами, и со стороны оно казалось очень одиноким; все остальные подключили электроды и перенеслись обратно, в свои привычные и очень далекие миры.

Как только я прибыла на Цереру, я включила свою аватару в квартире родителей. Они посмотрели на меня, как на привидение.

— Что ты здесь делаешь? — только и смогла проговорить мать.

— Мне тяжело вам об этом говорить, — сказала я, — но, похоже, вам придется нанимать адвоката.

На самом деле провернуть все это оказалось на удивление легко. Как вы помните, я помогала Дейну, специалисту по коммуникациям, отвечавшему за загрузку на Землю наших искусственных мозгов. Не забывайте, что моя диссертация посвящена взаимодействию систем, в силу чего я разбираюсь и в непригодности систем к эксплуатации.

Мне ничего не стоило устроить так, что парочка искусственных интеллектов начала носиться как бешеная в системе Дейна как раз в тот момент, когда он был занят нашей загрузкой. Это его так отвлекло, что, когда я предложила сделать работу вместо него, он тут же согласился.

А когда я получила доступ в систему, мне осталось только поменять местами пару серийных номеров — это заняло считаные мгновения.

В итоге в мое тело, тело девочки с каштановыми волосами, была загружена Дженис, и это она выслушивала произносимые тосты, и обнимала моих родителей могши руками. И именно она находится сейчас на Земле, получив инкарнацию и полный комплекс прав человека, так что ей ничего не грозит со стороны Анны-Ли.

Жаль, но о себе я того же самого сказать не могу.

Анна-Ли, конечно же, не могла сделать так, чтобы меня убили, поскольку я ей не принадлежу. Но у нее была возможность подать в суд на моих родителей, которые, с ее точки зрения, позволили программному обеспечению, принадлежащему им, помешать ей отомстить программному обеспечению, принадлежавшему ей.

Анна-Ли, конечно же, вышла из себя в ту же секунду, как обо всем узнала, — а произошло это почти что сразу, ведь Дженис, выпив в честь праздника четвертый или пятый бокал, украшенный зонтиком, тут же послала ей по радиосвязи небольшое насмешливое сообщение.

Получила от Дженис послание и я: «Могла бы, по крайней мере, сделать мне рыжие волосы».

Ее волосы. Иногда я сама не понимаю, зачем в это ввязалась.

Вся эта история имела неожиданный побочный эффект: все мы стали знаменитыми. Оказалось, что возник беспрецедентный с правовой точки зрения случай, вызвавший большой интерес общественности, кроме того, в деле участвовали яркие личности. Средства массовой информации сделали звездами и Дженис, и меня, и Анну-Ли.

Анна-Ли ничего не выиграла от этой славы. У нее был слишком негибкий образ мышления, не позволявший ей выдержать то пристальное внимание и расспросы, с которыми приходится иметь дело любому известному деятелю. Столкнувшись с критическим отношением, она тут же потеряла над собой контроль. Одного из ведущих журналистов, который брал у нее интервью, она обозвала таким словом, которое я не стану повторять, поскольку вам, доктор Сэм, это не понравилось бы.

Какими бы ни были конкретные обстоятельства данного дела, при виде Анны-Ли, вопившей, что я лишила ее возможности реализовать ее неотъемлемое право — убить собственную дочь, мало кто решил встать на ее сторону. В конце концов представители Пяти Принципов поняли, что ее поведение бросает тень на их организацию, и Анну-Ли сменил официальный представитель движения, который старался не говорить лишнего.

Дженис тоже выступала с заявлениями, но не так часто, как ей хотелось бы, поскольку она находилась под домашним арестом за прибытие на Землю без визы и без внесения иммиграционной пошлины. Полицейские явились, пока она еще отсыпалась после всех выпитых ею коктейлей с зонтиками. Возможно, ей повезло, что ей особенно не позволили говорить, поскольку если бы она начала толкать свои напыщенные речи, то интерес к ней остыл бы так же быстро, как к Анне-Ли.