Между тем положение в Южной Осетии еще больше осложнилось после затишья, связанного с последствиями землетрясения в апреле 1991 года. Увеличивалось количество жертв, горели села. Миграция из Южной Осетии все это время была двусторонней. Мужчины, устроившие семьи где-нибудь у родственников в Северной Осетии, приезжали обратно. Старались вернуться в Южную Осетию и женщины, беспокоясь за мужей и братьев. Оставаться в неведении было еще труднее тем, кто оставил на войне близких людей. Уезжая из Цхинвала, женщины и особенно школьники, договаривались встречаться, скажем, каждый понедельник на каком-нибудь известном всем месте во Владикавказе. Обычно это бывал проспект Мира. Но оказалось, что договариваться специально не было необходимости. Каждый день к так называемому кругу у въезда в город, туда, где на поляну регулярно садился военный вертолет, привозивший тяжелораненых из Южной Осетии, приходили женщины, в страхе разглядывая тех, кто лежал на носилках – боялись увидеть родных и знакомых. Бывало, что и южанки, и северянки бежали в республиканскую больницу, если раненым нужна была кровь. Здесь, на «круге», узнавали последние новости из Цхинвала, о том, кто убит, кто ранен, спрашивали у врачей, сопровождавших раненых, не видел ли кто их близких, как там дом, цел ли, не пострадал ли от ракет и снарядов.
О количестве раненых в Южной Осетии красноречиво говорило то, что в это время в аптеках Владикавказа невозможно было купить бинты и вату. На многих аптечных форточках висели таблички: «Перевязочного материала нет».
Все отправлялось на юг. Ожидалось, что к зиме количество беженцев возрастет до 100 тысяч.
26 апреля 1991 года парламент России принял закон «О реабилитации репрессированных народов». Прошло всего 10 лет после волнений 26–29 октября 1981 года в Орджоникидзе в связи с резко вспыхнувшим осетино-ингушским конфликтом. Уже в апреле 1991 года произошли первые вооруженные стычки, в результате которых в с. Куртат Северной Осетии погибло несколько человек, многие получили ранения и увечья. А 20 июня была провозглашена Республика Ингушетия в составе РСФСР. Почетным ее гражданином и почетным членом своего исполкома депутаты единогласно избрали Звиада Гамсахурдиа. Председатель Исполкома народных депутатов всех уровней Ингушетии И. Кодзоев при этом сказал: «Ингушский народ считает, что Республика Грузия не может оказаться безучастной к трагической судьбе Ингушетии».
Напряженность накапливалась с появлением каждой новой семьи беженцев из Грузии в Пригородном районе, который ингуши считали своим. Беженцы повлияли на демографическую ситуацию в Республике Северная Осетия, изменив на тот момент соотношение между частями населения и усилив удельный вес осетин. На 1 ноября 1992 года в Пригородном районе уже было расселено 6654 человек, бежавших из Грузии и Южной Осетии. Появились и экстремисты, готовые разыграть осетино-ингушскую карту с привлечением союзников.
В то же время правоохранительные органы Северной Осетии фиксировали всплеск преступности, связанный с появлением беженцев. Высокие милицейские чины сообщали, что «некоторые из них предпринимают антигрузинские акции, звонят им домой, посылают письма, угрожают похитить детей. Были попытки сформировать из местной молодежи боевые группы, остановить газоперекачивающие станции, отключить газопровод, идущий в Грузию. Совершен ряд серьезных преступлений. Так, несколько дней назад задержали двух несовершеннолетних: на их счету три грабежа. Отмечены вооруженные нападения на квартиры, много случаев хулиганства, дерзко ведут себя на улицах, в общественных местах». Для небольшой Северной Осетии с предельной плотностью населения на всем Северном Кавказе приток беженцев создал острые проблемы.
Беженцы получали во Владикавказе потребительские карточки заранее, за месяц вперед. В большинстве своем они были безработными, находясь на государственном обеспечении. У безработных было стандартное оправдание: «вот пропишусь и начну работать». Хотя прописку с них и не требовали, тем более что прописка во Владикавказе при устройстве на работу для беженцев не была обязательна, их в порядке исключения принимали на заводы и в учреждения без прописки, только на основе карточки беженца. Многие пошли работать в поле. Односельчане объединялись в отдельную бригаду, так легче было выдерживать свое новое положение. Но все же большая часть беженцев оставалась на попечении государства.