День казни

Мальчонка обеими руками схватился за сестрину руку и спрятал лицо ей в колени. Девочка взяла ломоть, протянутый Уфлама Гасымом, и дала малышу, он посмотрел на сестру и стал есть. И тогда все дети, и мальчики, и девочки, потянулись ручонками к скатерти и стали брать еду. Стояла тишина, нарушаемая лишь дружным детским чавканьем. И глядя на тощие-шейки детей, жадно заглатывающих скудную еду, Уфлама Гасым почувствовал, как кровь стынет у него в жилах, он как будто сейчас в полной мере осознал страшную судьбу этих детей. Господи, что с ними будет? Как ты допустил это, господи?

Дети доели свои куски и голодными глазами снова уставились на скатерть. Уфлама Гасыма зазнобило, он нагнулся, поднял на руки последыша и поцеловал его в крошечный теплый ротик.

- Девочка, джейран мой прекрасный, - сказал он старшей, - все ваше, ешьте.

И дети весело, без опаски, брали хлеб, сыр, зелень и ели, причмокивая от удовольствия.

Уфлама Гасым зашел за хижину и беззвучно заплакал. Сердце не камень, оно из живой плоти, и если не растопить в слезах гору, давящую на грудь, оно разорвется!..

Вернувшись к детям и посмотрев на скатерть, он не смог удержать улыбки - всю еду как веником вымели, бязевая скатерть лежала чистая, как будто ее отряхнули как следует и снова накинули на арбу. Он посмотрел на детей - они стояли молча вокруг арбы и смотрели недоверчиво и тревожно, с неизжитым страхом в глазах, но в лицах их появился свет, а щечки последыша даже разрумянились.

Старшей сестры не было, Уфлама Гасым услышал за спиной шелест шагов по траве и, обернувшись, увидел девочку, она шла к нему из-за деревьев с большой медной кружкой, полной воды.

- Здесь родник поблизости, я воды принесла! - сказала она, протягивая кружку шуту.

Уфлама Гасым взял кружку, припал к чистой холодной воде и только тут ощутил, как давно его томит жажда, ибо с утра, когда он вышел из подземелья, купил у лезгина мула за три серебряных монеты и запряг его в арбу, и до сей минуты не пил ни глотка.

- Ойя, дитя мое, а вы? - спохватившись, спросил он, возвращая девочке пустую кружку.

- Мы пили, дядя! - улыбнувшись, ответила девочка.

Уфлама Гасым подумал о чем-то, запустил руку за пазуху и потрогал бархатистый кисет, пришитый с изнанки к чохе, золотые и серебряные монеты слабо звякнули. Вчера ночью Уфлама Гасым собрал все свое достояние в этот кисет и, поцеловав затянутые бельмами глаза своей старой бабки, которая уже не одной, а обеими ногами стояла в могиле, покинул свой дом: Бог воздаст тебе за твою предусмотрительность, эй, Гасым!.. Улыбаясь детям, он подсчитывал в уме предстоящие расходы на еду, которую придется покупать в деревнях, на десять пар чарыков, на корм для мула, и решил, что хватит за глаза. И тогда поднял голову к небу, посмотрел на круглую луну в хороводе ярких звезд, посмотрел в блестящие глаза детей и впервые за этот долгий горестный день восславил бога.

- Домой хочу, сестрица, возьми меня домой! - захныкал плаксиво последыш, и старшая сестра взяла малыша на руки, и утешая, поцеловала его в глазки и щечки. Остальные сироты окружили сестру и смотрели на нее с ожиданием. Им тоже захотелось домой, спать. Уфлама Гасыму пришло в голову поразвлечь немного обездоленных детей и, сам обрадовавшись этой мысли, он сказал:

- Не тужите, детки! Посмотрите, что вам сейчас покажет дядя! Станьте все лицом к хижине и спиной ко мне!

Дети, переглядываясь, не без опаски, сделали, как он велел. Шут, радуясь и предвкушая маленький праздник для детей, подошел к арбе, достал из-под сена златотканые широкополые бархатные шаровары и надел их. Потом скинул чоху и облачился в свой скомороший кафтан с золотыми галунами и кистями на вороте, и водрузил на голову остроконечный колпак с колокольцами. Вернувшись, он встал на середину поляны, хлопнул в ладоши и крикнул своим шутовским тонким голосом:

- Я шут, господа хорошие!

Дети, обернувшись на этот нечеловечески смешной голос и увидев Уфлама Гасыма в раззолоченном шутовском наряде, восторженно завизжали.

- Милостивые господа, дорогие гости ханского дворца! Ввиду, того, что по недосмотру ханского повара рис сегодня недоварен, а баранина пережарена, Уфлама Гасым так мается животом, что весь день с утра кричит, как плешивый петух! - И шут сложил руку рупором и закукарекал по-петушиному: Ку-ка-ре-ку!..

Дети, смеясь, подбежали и окружили шута, и Уфлама Гасым сделал кульбит и начал свою обычную увеселительную программу, с той разницей, что ареной ему служил не застланный мягким ковром ханский покой, а лесная поляна, усеянная палой листвой, а зрителями были не разодетые господа, а оборванные сироты дровосека Бахлула, о которых до сегодняшнего дня он не имел никакого понятия.

Перед зачарованными оборванцами на лесной поляне разыгрывалась смешная сказка, на все голоса кричали птицы и звери, скакал зайчик, лукавила лиса, косолапил медведь и упоительно звенели колокольчики, шут изо всей силы тряс головой, чтобы они звенели звонче.