День, когда я стал настоящим мужчиной (сборник)

Надо запомнить: «траурные булочки на поминальный обед», наискось пошел преждевременный снег, в парке за Вечным огнем, напротив администрации, перед Лениным маленькими молниями полыхали фотовспышки, показывая, где еще на лавочках расположились посиневшие от холода невольницы социальных сетей в коротких черных платьях; на каждое дерево у дороги, на каждый столб наклеили лист бумаги, два я пропустил, но подошел к третьему.

«Аладьин Константин, 19.04.1968 года рождения, 26 мая в 13 ч. 30 мин. ушел из дома и не вернулся. Пропал при неизвестных обстоятельствах. Был одет: светлая рубашка, джинсовые шорты ниже колена, кожаные черные шлепки.

Примечания: ПОСЛЕОПЕРАЦИОННЫЙ ШРАМ ОТ УДАЛЕНИЯ АППЕНДИЦИТА».

И телефон дежурной части. А сверху: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ».

На фотографии малый с глубокими залысинами сидел на траве в одних трусах (отсюда, из жизни неисчезнувших людей, под ветром, казалось: как же ему там холодно) и показывал тазик с жареными окорочками так невесело, словно его поймали с краденым – всё теперь казалось странным под крышей «Разыскивается»: и бледное безволосое тело, и жидкий чубчик, запятой прилипший посреди лба, и голубой окрас «уазика» за спиной Аладьина, совпадавший с цветом неба настолько, что автомобиль казался прозрачным, а особенно – что объявления расклеили сегодня, хотя человек пропал еще весной; я укусил пирожок:

– Не слабо тебе жрать в одно рыло?

Я уже знал кто и отдал: подавись! Вова Шелайкин второй год ходил психом: зимой вез с Харькова отца и невесту на «калине», разогнался на спуске у Спасо-Цепляево, вылетел из колеи и пошел юлой – прямо во встречный автобус, водитель автобуса принимал вправо, но легонько, чтобы не свалить в кювет сорок человек, в момент удара только зажмурился и поджал ноги, «калина» врезалась пассажирской стороной ему под педаль – отцу Шелайкина оторвало голову, невесте ребра пробили легкие, утром она умерла.

А Вова только ударился лбом и, пока пил таблетки, казался нормальным, бегал, качал бицепсы, а когда деньги на таблетки закончились, начал ходить по улице Горького, каждый день – от педучилища до Дворца бракосочетаний: бейсболка с задранным козырьком, огромные черные очки, маской – от лба до верхней губы, пакеты с обувными коробками в руках – заходил в каждый магазин и воровал по мелочам; психованного и накачанного боялись: «Вова, не трогай, пожалуйста, витрины», «Вова, это не твой кофе», «Вова, уходи, пожалуйста, тебе сюда нельзя», он улыбался: «Кто сказал, что мне нельзя сюда-у? А можно мне куда-у?» – у Дворца бракосочетаний он бродил за невестами, мешал фотографироваться и свистел, когда выпускали голубей – чей полетит вперед, жениха или невесты, кто в семье будет главным? Вова никого не бил, но, говорят, заманивал собак в овраг за котельной и душил; я чувствовал тревогу, когда он приближался.

– Ушатал Аладьина кто-то, – Вова расковырял указательным пальцем бумажное лицо Аладьина, – лежит, наверное, где-то в лесополосе, – противно приблизил безглазое из-за очков лицо, – дагестанцы ему товар возили. Или пасет где-то овец? Через год найдется и будет: а? Где? Что? Не помню ничего. Не ищи его!

В ресторан «Эдем» за мной его не пустил гардеробщик, Вова бросил пакеты и, сложив из ладоней бинокль, пошел вдоль витрины в поисках места, откуда я виден весь.

Я отвернулся и показал официантке в меню на «Мясо хрустящее»:

– Не отравлюсь?

– Сами едим.

Я смотрел в айфон: на сайте Управления полиции по Воронежской области Аладьина назвали бизнесменом, уроженцем Вейделевского района, и уточнялось время исчезновения – не в половине второго ушел из дома, а пропал около четырех, «по дороге домой, в центре города» (кто видел? откуда возвращался?), 180–185 сантиметров, среднего телосложения, волосы короткие, русые, с лобными залысинами, глаза серо-зеленые, коронка на верхнем правом резце, одет (я глянул в зеркало – Вова темнел за моей спиной): рубашка белая, шорты синие джинсовые до колен, шлепки черные, кожаные. Так, при себе: Nokia N70 в корпусе серебристого цвета и Nokia 6700 – тоже серебристого, ключи от квартиры и автомобиля. Я полистал «в розыске» остальных: молодые, счастливые, красивые и все живые! (лишь один неопознанный мертвец с небритыми щеками, распухшими губами, тянется кого-то поцеловать), – изумляясь: да сколько же их: страница, еще, да еще – сотни пропавших, – да никто не ищет как следует!

Я был сильнее, я знал и видел, что возвышаюсь над равнодушной, жадной и слабой массой, – я бы Аладьина нашел, и – всех!