В ходе двух длительных, богатых всевозможными приключениями путешествий друзья-исследователи побывали на развалинах 44 древних городов и культовых центров. Они получили возможность найти подтверждение свои взглядам. Два их труда, увидевших свет в 1841 и 1843 гг., получили признание научных кругов и широкой публики. Первая из этих книг за первый же год выдержала целых 12 изданий и была переведена на все основные языки мира. Стивенс написал первый бестселлер в истории археологии, в котором на скромных 60 страничках рассказывалось об открытиях, сделанных в Паленке.
Турист, сидящий в такси или отдыхающий в автобусе с кондиционером в салоне, направляясь к прекрасно отреставрированным руинам древних памятников, и понятия не имеет о тех невероятных трудностях, с которыми 150 лет назад пришлось столкнуться Стивенсу и Кэтервуду.
Сезон дождей уже начался, когда два друга, в сопровождении нескольких местных жителей из ближайшей деревушки Санто-Доминго де Паленка, прибыли на место будущих раскопок. Тропический лес буквально утопал в потоках ливня. Пробираясь сквозь болота и густые заросли джунглей, друзья не сразу заметили, где находятся знаменитые «каменные дома».
Стивенсу и Кэтервуду, как в свое время эксцентричному графу Вальдеку, не оставалось ничего другого, как обосноваться в первых мало-мальски подходящих руинах. После первой же ночи, проведенной ими под крышей и ставшей настоящим адом из-за несметных полчищ москитов, весь их багаж и одежда промокли до нитки; под проливными ливнями обувь и кожаные ремни размякли и стали скользкими, а инструменты, в том числе кирки, лопаты и ножи, покрылись слоем ржавчины. Тем не менее Стивенс с присущим ему юмором замечал: «Мы поняли, что забронировали себе местечко среди страдающих ревматизмом».
А вот топора, которым можно было бы расчистить тропу к развалинам, у них при себе не оказалось; единственным подходящим орудием был мачете, заточенный с одной кромки и слегка изогнутый на конце большой нож, который всегда имели при себе местные индейцы. Стивенс платил им по 18 центов в день (немалые деньги по тем временам), но они были очень ленивы, являлись на работу поздно, а уходили очень рано: «Иногда к нам приходили двое или трое индейцев, и редко кто из них приходил во второй раз, так что за время, что мы провели там, у нас успели поработать едва ли не все индейцы деревни».
Кроме комаров, «этих убийц всякого отдыха», днем людей на каждом шагу подстерегали ядовитые змеи, пауки и прочая нечисть, которой кишмя кишит тропический лес. Не менее опасными были и ночи. Разводить огонь и даже зажигать свечи было нельзя, ибо на пламя тотчас слетались целые тучи безжалостных мотыльков-кровососов. Насекомые издалека чувствовали даже дым от сигарет.
Когда же исследователи, преодолев кустарники, болота и заросли лиан, добрались наконец до платформ и пирамид, они увидели камни, тронутые губительной рукой самой природы, или стены, разбитые в недавние времена по приказу капитана дель Рио. Стивенс тотчас заметил места, рельефы и прочее убранство которых были сбиты и похищены любителями легкой наживы. Затем его взору предстали изваяния неведомых богов, на которых ярко сверкали остатки красной, синей, желтой, черной и белой красок. Но главной удачей первооткрывателей стали фрески с изображениями демонов — бесчисленных фигур, украшенных стилизованными перьями и мехом. Исследователи изумленно замерли перед стенами, с которых на них взирали грозные лики неведомых богов, и молча пытались проникнуть в смысл таинственных знаков. Особое восхищение вызвали у них статуи: «Мы были просто поражены этим зрелищем и отсутствующим выражением их лиц, а также сходством с древнеегипетскими статуями, сразу бросающимся в глаза». Несмотря на кажущееся сходство с творениями древних мастеров Египта, где ему тоже довелось побывать, Стивенс тем не менее подчеркивал своеобразие культуры неведомого народа, построившего Паленку. «Все, что мы видели, было поистине великолепно, загадочно и достойно внимания».
Стивенс считал Паленку грандиозным памятником некоего народа, который возник и сформировался здесь и — без какого бы то ни было внешнего влияния или иноземных учителей — достиг высокого расцвета своей уникальной культуры. По его словам, «во всем обширном романе всемирной истории ничто не производило на него впечатления более сильного, чем этот прекрасный, огромный и живописный город». Здесь Стивенс, как и всегда, в свойственной ему шутливой манере и с характерной для него наблюдательностью передает свои впечатления от увиденного.