День, когда пала ночь

Она взглянула на светящиеся кончики пальцев. Этот свет померкнет со временем, как и ее неколебимое спокойствие. К утру кожа станет нежной, будет гореть. Ее настигнет голод – до еды и до прикосновений.

Не дожидаясь, когда это случится, она встала и благодарно прижалась к коре горящим лбом.

В палате посвященных тихий ласковый голос Имсурина напевал колыбельную одной из младших девочек. Тунува ждала в дверях, пока певец ее не заметил.

– Имин, – полушепотом сказала она, – настоятельница позволила мне зайти к Сию.

Он укутал ребенка одеялом.

– Зачем?

– Сказать, что ее ждет воспламенение.

Имсурин дернул ртом. Тунува видела, что он рад, хоть и привык невозмутимо встречать любую новость.

– Давно пора. Жаль, что не нашлось другого средства пронять настоятельницу. – Он задул светильник рядом с собой. – Сию нездорова. Она рада будет тебя видеть.

– Что с ней?

– Подозреваю веретенного шершня. Если ей не станет лучше, позову на помощь Денаг.

Тунува кивнула. Посвященные болели редко, но Сию пока оставалась послушницей.

Укус веретенного шершня вызывал тяжелое изнеможение, поэтому Тунува думала застать Сию спящей. Но та стояла на коленях над горшком, скрючившись в приступе рвоты.

Закрыв дверь, Тунува присела рядом на корточки, отвела со лба черные волосы. Сию дрожала. Когда в животе стало пусто, она откинулась, перевела дух, и Тунува, выловив из кувшина мошку, налила ей воды. Сию жадно выпила.

– Что с тобой, солнышко? – Тунува пощупала ей лоб: прохладный. – Опять месячные боли?

– Нет. – Сию утерла лоб. – У меня… давно уже не было месячных.

Тунува нахмурилась. Когда Сию, поймав ее взгляд, сглотнула, все недавнее тепло разом вытекло из сердца.

– Сию… – беспомощно выговорила она. – Давно?

Сию оглянулась на дверь и прижала ладонь к животу.

– Два раза пропустила месячные, – сказала она. – Дай слово, что не скажешь настоятельнице! Поклянись Матерью, Тува.

Тунува слова сказать не могла, не то что клясться.

– Сию, – выдавила она наконец, – ты же знаешь, знаешь закон деторождения! Ты еще слишком молода и не загорелась. О чем ты думала?

Видя, как часто задышала Сию, она овладела собой:

– Мы с этим справимся, но мне нужно знать. Кто это был?

В глазах Сию разгорался страх.

– Он не из обители, – прошептала она. – Он извне.

9

Восток

Сталь врубалась в древнюю скалу. Думаи подергала ледяную секирку и убедилась, что острие держится надежно. Согнув правую ногу с горящими от напряжения мышцами, она вбила шипы на носке сапога в снег. Немного ниже работал Канифа – с таким же «тук-хрусть».

Они одолели больше половины пути на второй пик горы Ипьеда. На вершину приходилось карабкаться с большим трудом, и потому на подъем решались лишь хранители Королевы Колоколов.

Канифа оберегал ее не первый год. Он, в отличие от Думаи, родился на земле. Родители привели его в храм тринадцатилетним в надежде спасти от бушевавшего в провинции дикого огня, а великая императрица, которой его появление пришлось кстати, приняла мальчика. Хранитель колокола состарился и нуждался в преемнике.

Думаи год за годом наблюдала, как Канифа изучал дорогу. Она завороженно следила, как он поднимается на среднюю вершину, скребущую, казалось, само небо. В конце концов он заметил ее взгляды.

«Я хочу туда подняться, – сказала она. – Мать зовет меня воздушным змеем. Обещаю, я буду сильной».

Ей тогда только исполнилось двенадцать, но Канифа ей поверил.

Они тайком изготовили для нее пару секир. Она научилась крепко держать их обрубленными пальцами и вбивать так, чтобы при нужде движением кисти направить острие. После этого Канифа стал делиться с ней своим умением.

Унора, поймав их за этим занятием, онемела.

«Матушка, – уговаривала в тот день Думаи, – прежде чем запрещать, посмотри. Посмотри на нас».

На это Унора согласилась. И, только увидев своими глазами, как они поднимаются – связавшись друг с другом длинной плетеной веревкой, – позволила Думаи тренироваться.

«Я вижу, ты твердо решилась, Думаи, но будь осторожна. Ты можешь разбиться».

«И Канифа мог, а теперь не разобьется. Если упадет, я его удержу».

Думаи никогда не разделяла страхов матери. У нее не потели ладони. Не бились крылышки в животе. Спуск бывал трудным, но ее всегда успокаивала веревка вокруг пояса.

«Все равно это опасно, – в первый же раз предупредил ее Канифа, завязывая тугой и сложный узел. – Может, один из нас и удержит другого в падении – а может, сорвется следом».

«Ну и пусть. Если падать, так вместе».

Закрепив ступню в снежном желваке, она ухватилась крепче и оглянулась на восток. Отсюда ей было видно темное пятнышко дворца за долиной Районти.

Повиснув на обрыве и переводя дыхание, она задумалась, добрался ли до города тот солеходец. Из деревни известили, что он там проходил – задержался только поесть и отогреть руки и ноги, а смотрел так, будто по пятам за ним шел призрак.

Не призрак. Всего лишь Унора. Думаи необходимо было понять, зачем погналась за ним мать – ее осторожная, неспособная на ошибку мать, – не позаботившись даже капюшоном укрыться.