А мальчишка недоуменно посмотрел на оставшуюся веревку, пожал плечами и выкинул ее прочь.
— Лили.
Нет. Только не рыжий. Не его сочувствие, не его объяснения! Нет!
— Лили, послушай…
Я зажала себе ладонями уши.
Идиотка.
Что я себе возомнила? Какие там у принца могут быть терзания и тяга? Я все надумала. Накрутила. А он всего лишь развлекался с наивной девицей. А как понял, что развлечение слишком неопытно и крикливо, взялся за более податливый материал.
Сквозь ладони пробрался осторожный стук и я, наконец, сказала.
— Шер… Просто уйди… Увидимся утром.
И с облегчением выдохнула, когда после паузы услышала:
— Хорошо.
Я же распласталась на кровати.
Слез не было. Только глухая пустота и боль.
Я закрыла глаза и приготовилась к долгой и бессонной ночи.
4
— Ты идиот, — процедил сквозь зубы Шер, вернувшись в зал. — И если тебе кажется, что это единственный способ…
Максир неловко повел плечами и залпом допил местную настойку, от которой загорелось горло и желудок.
— Я спрашивал твое мнение?
— Не спрашивал. Но ты — идиот.
Рыжий насупился и принялся методично разделывать кусок мяса на тарелке, всем своим видом показывая, что не собирается больше с ним разговаривать — настолько он ему противен.
Можно подумать, он сам себе не противен.
Мужчина махнул рукой и потребовал у подавальщицы еще настойки, а когда она наклонилась и прошептала, как ей казалось, соблазнительно, что не прочь еще раз посидеть у него на коленках, посмотрел так, что девушка побледнела и тут же ретировалась на кухню.
Хоть она ни в чем не виновата. Не в том же, что, когда он почувствовал приближение Лили, схватил первую девку, что была рядом и плюхнул на коленки.
Ли-ли.
И ее взгляд, перевернувший душу. В очередной раз.
Взгляд, которым смотрят на самого близкого человека, вонзившего тебе в сердце нож.
Боль, с которой уходят за грань существования.
Горечь, которая топит будто в кислоте все хорошее.
Порой он ненавидел эту свою особенность — чувствовать других людей. И точно ненавидел то, что как бы он ни блокировал ее по отношению к девушке, она с легкостью уничтожала эту стену.
Одним своим взглядом.
С первого же мгновения, когда открыла глаза и посмотрела на него, как на божество. Ему лишь на мгновение стало приятно, но он понял и почти сразу — с ней будут проблемы. У него будут. Потому что даже когда она была без сознания, она размывала всякие границы его самоконтроля.
Великое Око, за что ему это все? Эта поездка, эта девушка, эти чувства?
И понимание, что если он не защитит её сам — не защитит никто.
— И все-таки… — начал снова Шер.
Ир усмехнулся.
От своего рыжего друга ничего иного он и не ожидал. Прямой, честный, уверенный, смешливый. Чистый — если это вообще возможно во дворце. Они потому и сдружились, хотя разница в возрасте была в пять лет. И часто он выступал именно в роли старшего рассудительного брата — по просьбе тети Карине. Потому что именно с рыжим он себя чувствовал так же, как со своей семьей. Мог позволить себе быть открытым. И откровенным. Они делились практически всем — пожалуй, Максир не рассказывал только одного, по договоренности с родителями. Те решили — и вполне справедливо — что чем меньше людей будет знать, что они с мамой из другого мира, тем лучше. Пусть его считали в ближнем круге — да и среди прочих высокородных — «сыном деревенского лекаря» и часто поддевали, что наследник Бури не его родной отец, никого из них это не волновало.
Зато не смотрели со страхом и не раздумывали, как бы отправить обратно.
Отправить захотели бы многие. В том числе двоюродные братья — тех корежило каждый раз, когда они видели, что у него есть предрасположенность к Буре, Свету и Оку. «Всемогущий Ир» — так его, посмеиваясь, называли мама и папа. И учили гордиться собственной силой. Овладевать ею досконально. Пускать исключительно на пользу. А будет ли он претендовать на то, чтобы стать Наследником или Императором…
Он сам не решил. И ему не обязательно было решать — дед пока не собирался на покой. Что нервировало Констанса, удивляло Эмзари и радовало его отца. Не то чтобы Бежан эр Джан-Ари не хотел становиться во главу Джандара — боги редко спрашивают. Просто его вступление на престол обозначило бы тяжелые, военные времена для Империи. А этого не хотел никто.
Несмотря на то, что он родился в другом мире, в этом Ир чувствовал себя своим. Благодаря магии, природной любознательности, положению, в конце концов. Ему вовсе не мешала его предыстория, даже помогала — сам-то он помнил очень смутно «другое место», и их приключения с мамой в первый год. Так, несколько обрывочных эпизодов. Но Стася эр Джан-Ари мудро решила, что он не должен быть, как она выражалась, «человеком без корней». И что должен понимать — Боги призвали его. Или её. Для того, чтобы подарить им новую жизнь, а может и дать новый виток развития Джандара. Это станет понятно позже. Но они оставили его свободным, в какой-то мере. Имеющим возможность смотреть на Проявленные Линии со стороны.
Могущим выбирать.