День, когда пропали ангелы

Я кладу трубку на подлокотник кресла-качалки и отрицательно качаю головой.

– Не имею представления.

Он с удивлением смотрит на меня.

– Я думал, папа к вам сегодня заходил. Разве он не сказал вам?

Я пожимаю плечами.

– Позволь задать тебе один вопрос, прежде чем ты начнешь.

– Хорошо.

– Любишь горячий шоколад?

– Горячий шоколад? – у мальчишки загораются глаза, но он тут же берет себя в руки и принимает неприступный вид. – Это в середине-то лета? А мороженого у вас нет?

Современные дети! Ничего-то они не понимают.

– Кажется, есть, – отвечаю я, стараясь не скрипеть зубами. – Но только ванильное. Не люблю я все эти новомодные вкусы с наполнителями.

– Я только ванильное и ем, – решительно заявляет мальчишка, словно я пытался искушать его всевозможными восхитительными сортами, но лишь благодаря нечеловеческой силе духа он остался верен самому простому лакомству.

– Что ж, тогда схожу за мороженым.

Я встаю и иду в дом, оставив трубку на подлокотнике кресла. От нее поднимается тонкая струйка дыма. Не знаю, последует ли гость за мной, но отправляюсь на кухню и беру две чашки, затем достаю мороженое, а когда закрываю дверь холодильника, мальчик уже тут как тут и чувствует себя на моей кухне как дома.

– Запах у вас тут какой-то странный, – хмыкает он.

– Это потому, что я старый, – говорю я. Подобные замечания меня давно не волнуют. – Доживешь до моих лет, тоже будешь странно пахнуть.

Я беру пару чашек с ванильным мороженым и ставлю одну перед мальчиком.

– Думаю, мне надо кое-что вам сказать, прежде чем есть ваше мороженое, – тем же решительным голосом, каким провозглашал о своей беззаветной любви к ванили, заявляет малец.

– Да уж, лучше скажи, и покончим с этим, пока оно не растаяло.

Паренек набирает побольше воздуха в грудь и одним духом выпаливает:

– Простите-за-дымовые-шашки-я-видел-что-вы-пнули-кошку-сами-виноваты!

Я изо всех сил стараюсь не смеяться.

– Господи, тебе кто-нибудь говорил, что ты неисправим?

Он качает головой.

– Ты неисправим. Да, порой бывает, я пинаю кошек. Я их на дух не выношу. Отвратительная привычка, которая говорит, что есть во мне какая-то червоточина. Постараюсь исправиться.

Мальчик кивнул.

– Разумеется, – продолжаю я, не отводя от него взгляда, – если ты в свой черед перестанешь бросаться в меня кукурузными кочерыжками.

Он снова кивает, откусывает здоровенный кусок мороженого и с набитым ртом бормочет:

– Во мне, наверное, тоже какая-то червоточина завелась.

Мы поглощаем лакомство в тишине.

– Говорят, ваша подруга умерла.

Эти слова безжалостны, к ним сложно привыкнуть. Они появляются из ниоткуда и впиваются в самые чувствительные струны души. Я глубоко вздыхаю.

– Да, это правда. Моя подруга мертва.

Звучит довольно мрачно, гораздо лучше сказать: она скончалась. О смерти следует говорить деликатно, чтобы не причинять лишних страданий, тогда становится чуть легче. Однако правды не изменить. Она умерла.

– Она была хорошим человеком? – спрашивает парнишка.

Я киваю. Мне нужно что-то сделать, перед тем как ему ответить. Взять паузу до того, как высказаться.

– Лучше всех.

– Когда похороны?

– Через пару дней, – пожимаю плечами я.

– Переживаете?

Ей-богу, мне бы хотелось, чтобы он больше уделял внимание мороженому.

– Я часто бывал на похоронах. Полагаю, еще разок не повредит.

– Но вы потеряли всех друзей.

Я смотрю на него и улыбаюсь, иначе, боюсь, заплачу.

– С чего ты взял?

– Мама так сказала отцу.

Я трясу головой, как боксер, сраженный апперкотом в челюсть.

– Да, она была моим последним другом.

На улице принимаются стрекотать сверчки и прочие шумные насекомые. Надеюсь, мальчишка скоро уйдет, и можно будет вернуться к трубке. Беседы меня утомляют. Я совсем от них отвык, разучился делиться с другими своими мыслями.

– И все же как тебя зовут? – спрашиваю я.

– Калеб, – отвечает парнишка.

– Серьезно? Калеб?

Да мальчик полон сюрпризов!

– А что такого?

– В детстве у меня был приятель по имени Калеб.

– И что с ним случилось?

– Что случилось с Калебом? – спрашиваю я себя. – Что же случилось с Калебом… Вот в чем вопрос.

Помню, как Калеб Теннин распростерся на лесной подстилке. Звук дождя по листве, звук, с которым капли падали на Амарока, что лежал прямо рядом со мной. Помню, как позади, словно мираж, мерцало Древо Жизни.

Где же ты теперь, Калеб?..

9

Не знаю, с чего я взял, что новость о странных собаках заставит отца вновь со мной поговорить. Мама погибла от удара молнии в пятницу, и с тех пор он не произнес ни слова. Будто вместе с ней исчез его голос. Мы сталкивались в доме и амбаре, в положенное время папа готовил еду, но его взгляд был постоянно устремлен вдаль.