К счастью, вынесло нас на не занятую повстанцами сторону дороги. У дилетантов не хватило ума даже занять обе обочины.
Вжался в канаву и выдал пару очередей по приближающимся бойцам – слава ижевским оружейникам, игл в магазине помещалось порядком.
Кого-то срезал. Чуть не поймал пулю, так что нырнул ниже, прижался к жирной, воняющей перегноем земле.
Повстанцы начали перекрикиваться. Кажется, до кого-то из них дошло, что машина уже никуда не поедет, так что они начали отползать глубже в посадки, сопровождаемые выстрелами очухавшегося Святого и моим испуганным матом. Патроны я не тратил. Баловство одно, и так удирают, мы же ничего не имеем против, правда?
Через две минуты только пара тел на дороге да валяющийся днищем вверх мотор свидетельствовали о развернувшейся недавно трагедии.
– Вот и готово, – фыркнул я, поднимаясь, и нетвердым шагом зашагал к машине.
Сердце бешено скакало в груди. Адреналин, зараза. Шок.
В голову внезапно пришла мысль – пролети одна из пуль чуть иначе, и мне бы не пришлось ни о чем заботиться.
И ни о ком.
Может, не поздно? Отпечатки легко подделать… Посмотрел туда, где лежали тела с оружием, – и уставился прямо в глаза заплаканного мальчишки лет шестнадцати, направившего на меня автомат.
Если верить расхожему штампу, я должен был утонуть в оказавшемся очень широком канале ствола.
Враки! Вместо этого почувствовал усталость – и радость. Все кончится просто и чисто. Без сложных решений.
Дилетантизм оказался заразен.
Я забыл о контроле. Расслабился. После ранений из игольника обычно не выживают, скорость полета иглы слишком велика, гидроудар убивает быстрее любого яда.
Паренек, видимо, стоял за тем, кто принял выстрел, и его зацепило лишь слегка, не сильнее пули.
«Не надо», – хотел сказать я. Не смог.
Прошла долгая, долгая секунда – и прозвучал выстрел.
Но я уже летел в сторону. Кто-то – Святой? – помешал мне избавиться от всех вопросов раз и навсегда.
Но времени думать не оставалось. Ступор прошел, как не бывало. Игольник я не выпустил, так что прицелился…
Выстрелить не сумел – тяжелый ботинок ударил по руке.
Автомат повстанца взмыл в воздух, подброшенный метким выстрелом. Не моим.
После этого Святой присел на землю, зажал рану в плече и уставился в пространство.
– Лишнее, – коротко сказал он. – Это – лишнее.
…Когда на шум прибыли власти и со всеми формальностями было покончено, я спросил:
– Вы в курсе, что обрекли парня на камеру смертников? Здесь не дают помилование бунтовщикам. Не кажется ли вам, что смерть в бою милосердней, чем пытки, сырая тюрьма и гноящаяся рана на ноге в течение пары жутких месяцев перед обезглавливанием?
Святой в ужасе посмотрел на меня.
Он не знал, нет, хуже – он не подумал об этом.
Внезапно возникшее чувство боевого товарищества уступило место раздражению.
Так называемый посол, надежда империи, с той же энергией «спасал» врага, что и одного из своих соратников. Рискуя собой и ставя под удар те надежды, что питали на его счет подданные.
В этом не было ничего человеческого. Это пугало до чертиков.
Не знаю как насчет святых, но блаженным и убогим точно не место на престоле.
…Но все-таки червячок сомнения поселился в моих мыслях. Быть может, это мне – цинику и убийце – не место в государственных делах. В конце концов, имею ли я еще право звать себя христианином?
5. «Вы уверены, что никто не пострадает?»
…После памятного случая на дороге посол – называть его «Святым» больше не хотелось – заинтересовался темой повстанцев и изрядно ужаснулся, узнав, для чего именно они используются нами, да и всеми остальными.
Пожалуй, я в чем-то разделял это чувство. Размен человеческих жизней, пусть и жизней преступников и слуг в меру кровавого диктатора, на фрукты – не то, чем хвастают в приличном обществе.
В неприличном тоже.
У него хватало полномочий, чтобы изменить задачи миссии, – и я с радостью забыл ананасы. Предстояло по новой крестить эту страну, медленно сползавшую в пучину дохристианских суеверий и почитания плохо загримированных под святых индейских богинь смерти.
Почему-то казалось, будто это что-то оправдывает. Цель и средства, цель и средства, ненавижу вас.
…И вот после встречи с отцом Диего на крыше я спустился вниз, на улицу. Посольская машина ждала, а в ней, как обычно, находился пошедший в народ посол под личиной водителя.
…Машина с трудом протискивалась через толпу в масках, освещенную карнавальными огнями. Здесь и там – мексиканские сомбреро и скелеты, местные шляпы гаучо и яркие одежды.
– Как прошло? – спросил посол.
– Успешно, но забавно. Красные хотели обменять сотрудничество на вашу голову, Кирилл, – ответил задумчиво. – Им было очень интересно, что за птица посол и правда ли, что у него есть какие-то права на престол.
– И во сколько вы оценили меня? Надеюсь, не дороже тридцати сребреников?
– Ну что вы. Это же коммунисты, к тому же здешние. Они с удовольствием скушали версию о том, что вы ставленник богатых родителей, купивших вам теплое местечко.
– Что за чушь?