Сегодня как раз были занятия на тренажёрах, и стоило мне заикнуться о неважном самочувствии, как руководитель, Семён Евгеньевич, предложил мне посидеть на скамейке — по нашим довольно строгим правилам к этой части занятий не допускали тех, кто имел проблемы со здоровьем. Я некоторое время понаблюдал за кружковцами, радостно облепившими тренажёры, помог кому-то облачиться в противоперегрузочный костюм, что составляло одну из главных радостей подобных занятий, и осознал, что сеанса восстановления памяти не получается — голова слишком забита тем, что я почерпнул с давешнего стенда о славных покорителях Космоса. Многое, конечно, прояснилось — но в мозаике по-прежнему не хватало нескольких весьма существенных фрагментов, и я поймал себя на том, что не в состоянии думать о чём-то другом.
А раз так, то стоит ли изводить себя? Я подошёл к руководителю и шёпотом попросил разрешения уйти с занятий. Разрешение было получено, и я, вместо того, чтобы бежать в гардероб, спустился на первый этаж и направился в левое крыло здания, где располагалась библиотека Дворца. Удостоверение кружка Юных Космонавтов вполне заменило читательский билет, и уже через пять минут я убедился, что из газетных подшивок, ради которых я сюда пришёл, здесь имеются только толстые простёганные бечёвкой папки с «Комсомолкой» и «Пионерской правдой». Не вполне то, ради чего я пришёл — впрочем, не всё ещё потеряно. На часах половина седьмого вечера, а библиотека, расположенная в квартале от нашего дома, на улице Строителей, работает, если мне память не изменяет, до девяти. Если поторопиться — останется ещё часа полтора, на то, что хотя бы наскоро просмотреть то, что мне нужно…
В библиотеке — в следующем тысячелетии она будет носить имя Данте Алигьери и приобретёт известность после громкого скандала, когда помещение библиотеки (существовавшей, между прочим, с тех самых пор, как этот микрорайон появился на карте Москвы) попытался оттяпать для себя расположенный в том же здании Следственный Комитет, — я сразу направился в читальный зал. И там вполне ожидаемо столкнулся с суровой реальностью в виде пожилой смотрительницы, потребовавшей у меня читательский билет. Трюк с дворцовскими корочками здесь не прокатил бы — библиотека не относилась к числу детских, и для записи в неё требовался паспорт или иное, взрослое удостоверение личности вроде студбилета. Пришлось давить на жалость, выклянчивая у тётеньки в читальном зале позволения поработать с подшивками «Красной Звезды», что якобы требовалось для доклада на политинформации, который я должен был подготовить к завтрашнему дню — да вот, отложил на потом, позабыл, а теперь уж поздно искать материалы где-то ещё. Библиотекарша, растроганная моим неподдельным энтузиазмом, и в итоге я просидел в читальном зале до половины десятого вечера, покинув его последним из посетителей.
Почему именно «Красная звезда», спросите вы? Дело в том, что в том, прошлом детстве было у меня своего рода хобби — я вырезал и наклеивал в большой альбом для рисования газетные и журнальные фотографии, заметки, статьи, связанные с авиацией. Одним из главных их «источников» неизменно служили для меня уличные газетные стенды, на которых, кроме обязательных «Известий» и «Правды», вывешивали ещё и «Красную Звезду». Помнится, я подолгу простаивал возле них, воровато оглядываясь по сторонам, выбирал момент, когда рядом не было прохожих и торопливо, зубчатым краем трёхкопеечной монеты вырезал из газетного листа нужный мне кусочек бумаги с текстом или скверной чёрно-белой фотографией…
С тех самых пор с памяти у меня прочно отложились многочисленные заметки об учениях военно-воздушных сил НАТО, о поставках боевых самолётов, которыми проклятые империалисты снабжали своих союзников — и, разумеется, фотографии «МиГов», «Сушек» и «Ту» наших, советских соколов. Именно эти материалы, а так же редакционные статьи, предназначенные «целевой аудитории» газеты, военнослужащим, которых в СССР в 1975-м году должно быть не меньше двух с половиной миллионов, меня сейчас и интересовали. В первую очередь, общий тон этих статей и очерков, выдержанных в неизменном стиле «если завтра война, если завтра в поход» — и это несмотря на свирепствовавшие в те годы разрядку и разоружение…