День космонавтики (СИ)

— Если предположить, что ваш зонд — не модель, а нормальный, полноразмерный образец — всё же отправится к звёздам — то как он будет тормозить в точке прибытия, скажем, возле той же Проксимы Центавра, ближайшей соседки нашего Солнца? Или к звезде Барнарда, до которой двумя световыми годами дальше? Ведь на то, чтобы сбросить такую громадную скорость придётся потратить уйму времени и, кстати, ракетного топлива — а где вы его разместите на относительно небольшом зонде?

У француза и на это был готов ответ.

— Проще простого!

Он усмехнулся, словно демонстрируя удивление: как это можно не догадаться о таких элементарных вещах?»

— На определённом расстоянии раскрываем своего рода «тормозной парашют» — огромный зонтик из кремнийорганической плёнки, который будем тормозить зонд под давлением «солнечного ветра», исходящего от звезды. Заодно, этот «зонтик» будет снабжать системы зонда электрической энергией. Конечно, процесс торможения затянется на несколько лет — но ведь автоматическому устройству некуда торопиться?

Шум с «зале» усилился — теперь уже все обсуждали экстравагантную идею француза, не обращая внимания на настойчивый стук Зосиного карандаша.

— А как быть с магнитным полем Земли — спросили из заднего ряда. — Оно ведь меняется по мере приближения к центру планеты — а значит, ваш зонд будет представлять из себя проводник, движущийся в переменном магнитном поле, а при этом возникает ЭДС. Что, если он у вас попросту сгорит?..

И так далее, и тому подобное. С какого-то момента я стал пропускать вопросы и ответы мимо ушей. Следующим проектом должен быть наш, дворцовский, а точнее — мой собственный, так что следовало хорошенько сосредоточиться. В особенности, имея в виду содержание полученного сегодня утром письма.

Что ж, примерно такого исхода сбора я и ожидал. Не поймите меня неправильно, дело не в самоуверенности попаданца, свысока взирающего на своих малолетних конкурентов. Я печёнками ощущал, что мой проект реальнопревосходит остальные — и по уровню проработки, и по глубине аргументации, и — далеко не в последнюю очередь! — по смелости. Конечно, идею Шарля насчёт разгонной шахты-колодца тоже не назовёшь «приземлённой» — да простят меня за невольный каламбур, — но уж слишком она… громоздкая, что ли? Видимо, слушатели представили себе всё это — и грандиозную бетонированную нору в земле, и зонд, месяцами, а то и годами снующий по этой норе от одного «батута» к другому — и задали себе вопрос: а хотели бы они сами связываться с чем-то настолько проблемным, неуклюжим, смогли бы они вдохновиться такой идеей?

Ответ был очевиден, так же, как он был очевиден мне с первых же слов доклада бедняги Шарля. Вожатый Дима сдержанно похвалил идею, заявил, что она, возможно, несёт в себе немало рационального — и поставил вопрос на голосование. С известным уже результатом.

Что касается проекта калужан, то они сделали ошибку с противоположным, если так можно выразиться, знаком. Как по мне, то их подвела неготовность делать фантастические, с крошечной толикой безумия, допущения. В самом деле, ну что такого необычного, захватывающего в мысли разместить космическую станцию немного (ну, хорошо, не немного, а ГОРАЗДО) дальше той, которая строится на геостационарной орбите сейчас, и переправлять туда грузы и людей, используя промежуточную установку «космического батута»? Идея без преувеличения витает в воздухе, и не далее, как месяц назад, в июньском номере «Юного Техника» уже был опубликован подобный — и куда более смелый проект! — подразумевающий цепочку станций, оснащённых «космическими батутами» между орбитами Земли и планет-гигантов. У того проекта тоже были свои недостатки, например, чрезвычайно сложная конфигурация орбит таких станций, которая только и способна обеспечить сколько-нибудь регулярное их использование — но вот воображение он будил куда сильнее, чем предложение калужан. Так что — проект получил похвалы за детальную проработку и внимание к насущным проблемам освоения космоса — и занял только третье место. Когда Лида снимала с доски приколотые листы ватмана со схемами и чертежами, я сунулся помочь и тихонько шепнул что-то утешительное — но услышан, похоже, не был. Руки нашей «Юльки Сорокиной» дрожали и на глаза под стёклами очков наворачивались предательские слёзы.