Гора снега на газоне росла с каждым снегопадом. Уже, чтобы складировать его, приходилось укладывать его уступами. Снизу кидали на первый уступ, оттуда — на второй уступ, и так — все выше и выше. К концу зимы снежные запасы достигали третьего этажа учебного корпуса.
Иногда, когда все уставали и понимали, что бегать за каждой снежинкой бессмысленно и бесполезно, пусть нападает побольше — заходили греться в учебный корпус. В подвале была кафедра и офицерская столовая. И там же была кулинария, там для офицеров пекли булочки, песочные кольца, пирожные и много, очень много всяких разных вкусностей.
Подвал был напитан всеми этими чарующими запахами, которые будили мозг, вырабатывался желудочный сок в желудке, и слюна бежала сама по себе.
Всегда вход в эту пекарню был закрыт. Но как-то ночью… Кто-то из персонала забыл запереть…
И! За полчаса рота умяла весь запас выпечки на офицерский завтрак! Два деревянных лотка булочек! Что такое два лотка на сто с лишним человек? Так, понюхать только!
Но тогда, когда мы ввалились в этот подвал, уставшие, мокрые от снега, налипшего на шинели, сапоги, мокрые от собственного пота. Невыспавшиеся, злые, голодные, раздраженные, в подвале этот запах, который уже стал привычным раздражителем, усиливающим отрицательные эмоции… А тут! Нет замка!
Поймают? Не поймают! Кто съел? А дежурный по училищу вместе с оперативным умяли все булки!
Плевать! И съели мы эти булочки! Ванильные, с поджаристой корочкой! Просто всосали их, не жуя! И организм возрадовался, и спросил: «А еще есть?»
Посмотрели. Нет. Но есть жареный арахис. И его мы съели! Потом взяли швабру, что стояла за дверью в столовой, и тщательно замыли за собой все следы, прикрыли дверь в столовую. Не было там нас там. А булочек мы не видели, и арахис тоже. А что такое арахис? А, это вот такой он. Вкусный, наверное. Нет! Не ели, только нюхали в коридоре, когда грелись.
Ну, к обеду комбат построил всю роту, с ним были какие-то гражданские, начальник продовольственной части (начпрод) училища.
— Кто-то ночью сожрал всю выпечку в офицерской столовой, а также месячный запас арахиса, утащил коробку сгущенки, мешок сахара, — начпрод еще долго перечислял, что было украдено из столовой.
— Ну, понятно. Сейчас они вспомнят, что там был спрятан танк и его тоже из столовой кто-то вынес.
— Если бы нашли сгущенку, то, конечно бы, уперли. Но не видел я ее там!
— Не было там ее!
— Наверное, потом утащили!
— А мешок сахара на фиг нужен?
— Можно, конечно, на водку поменять или пожрать, но не брали мы его.
— Врут они!
Мы быстро усвоили одну армейскую мудрость. «Сознаешься — меньше дадут, а не сознаешься — ничего не дадут!». Это на гражданке «Повинную голову меч не сечет!». В армии все по-иному. Порют не за то, что вор, а за то, что попался! Не пойманный — не вор!
А вылетать из училища из-за нескольких десятков булочек и не ворованных продуктов — не хотелось.
И начался шмон!
С особой тщательностью искали сгущенку. Когда находили у кого-то спрятанный сахар, немного, чай вечером попить, радовались. Пытались у владельца добиться признания, что это он спер мешок сахара. А этот сахар — лишь малая часть из украденного.
Комбат психовал больше обычного, глаз его с наростом дергался. Курил. Прикуривал сигарету от бычка. Бычок тушил о каблук и бросал на пол. Дневальный зорко следил за ним, постоянно стоял рядом с комбатом с совком веником.
— Ты чего тут делаешь? — комбат решил сорвать зло на дневальном.
— Ничего. Убираюсь, — скромно отвечал тот.
— Подслушиваешь? Тоже, наверное, сгущенку ел ночью?
— Никак нет! Я на тумбочке стоял и казарму убирал.
— Так иди и убирай дальше!
— Я здесь убираю!
— Иди отсюда!
Но дневальный был уже тертый калач. Знал, что если уйдет, то через десять минут его снимут с наряда, и он снова заступит через пару часов.
— Товарищ подполковник! Я — ваша пепельница, — и протянул совок под падающий пепел Старуна.
— А-а-а! — махнул рукой комбат, мол, стой, не до тебя!
В помещение вошел замполит и что-то начал шептать ему на ухо. Тот кивал головой.
— Понятно, что в роте есть стукачи, вот и доложили замполиту.
— Да, хрен с ним, пусть закладывают. Зато мы продукты не брали.
— Пусть в тылу ищут.
— Как всегда! Крысы тыловые утащат, а на боевые подразделения бочку катят, мол, это вы слопали!
Комбат попал в двусмысленную ситуацию. Никто не видел, как и что воровали. Если найдут пропавшую сгущенку или сахар и чего там еще вынесли, то ему попадет на орехи от начальника училища.
Поэтому, как ни странно, он был заинтересован, чтобы ничего не нашли. Но и послать подальше этих уродов-воров из службы тыла он не мог. Поэтому и показывал, что ничего в роте нет.
Зато снова нашли спрятанные вшивники, продукты, кипятильники. Все это полетело в общую кучу посередине взлетки.
Земцов достал нож и беспощадно кромсал вещи. Распускал на полосы. Быстро и аккуратно. Но зло. Было видно, как желваки у него катаются под кожей. Он злился, но не показывал этого.
Обидно командиру, что его роту подозревают в воровстве. А также ему обидно, что из всего батальона, только сорок вторая рота такая «залетная»!