День курсанта

Ему же хватило ума прийти к ротному и доложить, что он сделал, да еще, что на обратном пути он заставил нас бежать.

Земцов долго, очень долго материл его. Но Бударацкий так до конца и не понял, а за что его ругают?

В ноябре нам ставили под лопатку первую прививку от энцефалита, а сейчас пришло время повторной вакцинации. Не сама прививка страшна, а то что потом болит ужасно. Появилась шутка. Подходишь к товарищу и легонько хлопаешь его спине:

— Как дела, брат?!

Боль такая, что пополам сгибает. Один из плюсов, что ограничивают физические нагрузки. Отжиматься не получалось. Да, и на перекладине и брусьях тоже как-то не очень. Рука срывалась от боли под лопаткой.

— А на фига эти прививки?

— Наверное, чтобы ты энцефалитом не заболел.

— И не заболею?

— Не умрешь, — Вадик Полянин.

— А ты откуда знаешь?

— Так я же — таежник. У нас этого энцефалита много. Год на год не приходится. Но бывает. Иногда, когда летчики не ленятся, то хорошо опыляют леса от энцефалита, да шелкопряда.

— Кого? Чего? Шелкопряда? Ты гонишь! На фиг тогда работать, собирай шелкопряда, да шелк. Не знаю, сколько стоит, но где-то читал, что больших денег. Нафиг тогда на медведей охотиться!

— Федот, да, не тот. Шелкопряд шелкопряду рознь. Эта сволочь всю лиственницу убивает, съедает всю зелень, а взамен типа шелка — паутину вешает. Ну, не паутина, а такие нити. На манер шелковых.

— А-а-а-а! Понятно. Жаль!

— Энцефалит, вообще, штука страшная. Если помер — это одно. Все понятно. Помер, да помер. А выжил — башкой будешь дергать, падучей страдать. Ничего хорошего. Говорят, что если клещ энцефалитный корову укусил, а ты потом ее молока выпил, то потом — все. Тоже энцефалитом болеешь. Не в такой жесткой форме, но болеешь.

— Жуть какая-то. А мы на абитуре были. Шарились везде, и никто нам прививки не делал! Могли же и «ласты склеить».

— Никого не кусали же!

— Наверное, клещи знают, что курсанта или абитуриента лучше не кусать — пиздюлей получишь!

— И сам, и вся твоя родня!

— Все проще. Училищные медики обрабатывают территорию лагеря. Поэтому и не кусают.

Всему батальону объявили, что казарма наша закрывается, необходимо будет после окончания учебы переместиться в «Брестскую крепость». Полусгоревшее здание на малом плацу.

Веселого мало. Окон нет. Полов нет. Да, вообще кроме стен, да крыши там ничего нет. Сформировать рабочие команды и начать восстанавливать казарму. Команды, конечно же, — из курсантов. Строительных материалов никто не даст. Добывать самостоятельно. Учебный процесс — не нарушать! Караульная служба и прочая — не отменяются.

Ротный построил роту.

— Товарищи курсанты! Все знают, что нужно почти заново отстраивать казарму. Нужны те, кто умеет строить, красить, белить, электрики. Короче, все, кто может работать по строительным специальностям. Также нужно добывать стройматериал. Весь! Все, что кто может. Трубы, пиломатериал, краска, алебастр. Короче — все! По добыче стройматериалов обращаюсь, в первую очередь, к местным курсантам. Обещаю увольнение, помощь в ходе сдачи сессии. Рабочая команда сдает сессию досрочно и уезжает в отпуск, потом работает.

И началось! Что началось? Кто мог легально, через родственников, знакомых достать стройматериалы — доставали. Что не хватало — договаривались, не давали — воровали.

Просят же, как у людей — дайте бочку извести гашеной. Не дают. Ладно — сами виноваты. Стройки редко когда охранялись в то время. Ночью десяток курсантов с ведома ротного или взводного, переодевшись в подменку, отправлялись в самоход.

Почему с ведома? В увольнение они нас не могли отпустить. Чтобы прикрыть от дежурного по училищу. Если «залет» за забором — офицеры ничего не знают. А десять курсантов — сила. Они многое могут. Да, и вряд ли кто вступит в открытое противостояние. И даже милицейский наряд. Что же говорить про гражданское население.

На свою беду, буквально недалеко от тропы Хошимина, располагался ЖЭК. У них было много чего интересного строительного. В первую же ночь, после предварительной разведки, утащили ацетиленовый генератор и баллон кислорода, бочку белой краски. Все это перебрасывалось через забор. Двухсотлитровую бочку очень сложно перебрасывать. Да еще так, чтобы не поднять шум.

Понимали, что в случае поимки по голове никто не погладит. Даже, если поутру придет милиция, то все будут отрицать все и вся. Но есть стукачки, в особый отдел, например. Так, что надо так, чтобы поменьше видели, слышали, знали.

И в роту не потащишь — улики на лицо. Прятать надо. И так прятать, чтобы другие роты училища не нашли с ходу. А пойдет курсант, смотрит, в кустах бочка краски стоит. Никого вокруг, а это значит, что бочка-то ничейная. Или как говорят в армии «дикая», от стада отбилась. Надо либо к стаду отвести, чтобы не пропала, или уничтожить. Курица, отошедшая на два метра от забора, считается дикой и подлежит немедленному уничтожению! Ну, а «дикую» бочку краски нужно немедленно доставить в роту. В свою роту. И тогда ротный грехи твои простит, пару раз в увольнение отпустит. Есть стимул проявить смекалку и стырить чужой стройматериал.