День лисицы. От руки брата его

— Кто-то налетел на машину. Я оставил ее на улице возле кино, и ее помяли.

— А стоянка там не запрещена? Может, в этом все дело?

— По-моему, констебль подумал, что я пьян. Меня отвели в участок. И там сделали какую-то проверку.

— Но ты хорошо себя чувствуешь, Брон? Может, опять прежнее начинается?

Брон отрицательно покачал головой — лицо без всякого выражения, пустой взгляд, бессмысленная улыбка, губы еле шевелятся, послушно, словно по внушению гипнотизера, отвечая на вопросы.

— Наверно, я угорел от бензина. Мне хотелось спать. В машине все время пахло бензиновым перегаром.

Возможно, будут и другие обвинения. Возможно, будут и другие обвинения. Эти слова гулко отдавались в голове Ивена. Нужно знать все, пусть даже самое худшее. Любая неприятность лучше, чем тревожное ожидание и бессонная ночь.

— Надо будет мне самому завтра с утра съездить в Бринарон и поговорить с полицейским инспектором. Пожалуй, это будет полезно. Во всяком случае, не повредит.

Чтобы успеть на первый автобус до Бринарона, Ивен вышел из дому в половине восьмого. Брон еще не показывался.

Кэти пошла проводить мужа до калитки. Ивен сказал:

— Я все продумал и уверен: ничего плохого не будет. Сказать по правде, я порядком струхнул вчера, когда пробило десять, а от Брона ни слуху ни духу, но теперь-то понятно, почему так вышло. Будь это не Брон, а кто другой, я бы вовсе не беспокоился, хотя, если вдуматься, не очень-то хорошо это по отношению к нему. — Ивен очень старался уверить себя, что все кончится благополучно.

Кэти с ним согласилась.

Ивен заехал в гараж Пенфолда за своим «остином», и Дженкинс повел его в мастерские поглядеть на «ягуар».

— Шестьдесят фунтов будет стоить привести его в порядок, — сказал Дженкинс. — Кому послать счет, вам или вашему брату?

Ивен осмотрел помятое переднее крыло и глубокие царапины во всю длину машины, прямые и параллельные, как трамвайные рельсы.

— Она что, не застрахована?

— Страховка действительна, только если у водителя есть права, — сказал Дженкинс. — В других случаях компания не несет ответственности.

— Но ведь вы даже не потрудились узнать, есть ли у водителя права! Разве вы не обязаны были проверить?

— В нашей фирме, сэр, верят людям на слово. Быть может, и напрасно. Но нам кажется, что неловко требовать, чтобы клиент предъявил права, если он сказал, что они у него есть.

— Вы что же, полагаете, что мой брат умышленно вам солгал?

— Я ничего не полагаю. Я просто говорю: он сказал мне, что права у него есть, и я поверил ему на слово.

Разговор с инспектором Фенном также не принес Ивену ничего утешительного.

Он попал к нему в дурную минуту. Утром в местной газете опять появилась передовица о нераскрытых преступлениях, за нею последовал весьма неприятный звонок начальника окружной полиции. Ночью на фасаде участка появилось крупно выведенное дегтем похабное слово, а с первой же почтой пришло анонимное письмо о том, что один из подчиненных Фенна берет взятки. И это было вполне вероятно.

В это утро Фенн испытывал к Уэльсу и валлийцам еще менее теплые чувства, чем когда-либо.

— Право, не понимаю, чего ради вы ко мне явились, — сказал он Ивену.

— Я думал, может, еще можно поправить дело или по крайней мере разобраться…

— Поправить дело? Ничего не понимаю. Как это — поправить?

Ивен нервничал в этой обстановке, ему было трудно собраться с мыслями и высказаться яснее. Его угнетали покореженные судьбою лица трех разыскиваемых преступников, которые мрачно глядели на него с объявлений на стене за спиною Фенна.

— У нас тут жителей немного, все друг с другом связаны… Желательно бы как-то умерить усердие очень молодого констебля. Может, это и похвально… — сбивчиво заговорил Ивен.

— Никак не возьму в толк, что вы хотите сказать.

И снова у Фенна появилось такое чувство, будто перед ним азиат. На аденском базаре был меняла с оливковой кожей, он и разговаривал и держался в точности как этот человек, даже выговор у него был такой же. Потерявшиеся племена? А почему бы и нет? Кожа не могла не посветлеть немного за две-три тысячи лет. «Мистер Фенн, на золотые соверены королевы Виктории у нас большой спрос, потому что у них цвет гуще. Мы с удовольствием возьмем у вас любое количество по вышеупомянутой цене». Восточный человек. Валлиец из Адена, одной ногой стоящий в их лагере, другой — в нашем, туземец, который возводит к небу глаза и простирает ладони, а сам свято верит в людскую продажность.

— Молодой и неопытный констебль, — умоляюще продолжал Ивен, — можно сказать, вчерашний подросток, видит поврежденную и, похоже, брошенную машину и с ходу делает выводы.