День Медведя

– А на что ей столько, если подумать? Обычному кабану и двух хватает…

– Э-э-эй!.. Ножовку убрали, и проходим, проходим, не задерживаемся!

– Развелось вас тут, любителей сувениров…

– Бесплатных…

– Ну, пожа-алуйста!..

Прошло не меньше двух часов в нетерпеливом ожидании, прежде чем дружина Кыся и дед Голуб в арьергарде поредевшей, удовлетворившей свое любопытство толпы смогли подобраться к изрядно полысевшему кандидату в первые экспонаты не существующего пока краеведческого музея Постола.

– А, дедушка, привет!

– Кысь, Снегирча, Мыська! Вернулись, что ли!

– Мы учителя поглядеть привели!

– Давно не виделись, старик! Как дела?

– Здравствуйте, ребятки! Ну, молодцы вы, я скажу! Молодцы! Это ж подвиг вы совершили – какого зверя победили! Как же это вы его?.. – заохал, захлопотал перед бурой громадиной старик.

– У охотников свои секреты, – улыбнулся Кондрат и нежно поглядел на неподвижную гору мышц и щетины за своей спиной. – Славная свинка… Голыми руками ее не возьмешь. Сколько повозились мы с ней – так кабанов попроще можно было уж штук полсотни набить!

– Эх, надо было мерную веревку взять! – запоздало спохватился дед Голуб, и захлопал себя по тощим ляжкам, таращась в изумлении и благоговении на гигантские копыта размером с сервировочное блюдо.

– Уже померили, старик, записывай, – щедро махнул рукой Бурандук и стал не спеша, со смаком диктовать:

– Длина от рыла до копчика… четыре метра пятьдесят два сантиметра. Ширина в плечах… метр семьдесят три. Высота в холке… два метра сорок семь сантиметров. Расстояние между глаз… полметра ровно. Размер пятачка… общей суммой двадцать семь рублей тридцать пять копеек.

– Двадцать семь… тридцать пять… – пыхтя и скребя грифелем по положенному на копыто листу, старик вдруг задумался, и оторопело оторвался, недоуменно уставившись на старого охотника. – Это как?..

– Ну, если лукоморские пять копеек взять – они у Кондрата нечаянно в кармане завалялись – то чтобы полностью покрыть всё евойное рыло, понадобится их…

– Понял, – коротко кивнул дед и вернулся к документированию величайшей добычи современности. – Дальше?

– Копыто в поперечине… длина щетины… длина хвоста… количество клыков…площадь ушей… – продолжил гордо перечислять вечно сияющие в памяти величественные цифры старый охотник, и старик с не меньшим удовольствием записывал их, торопливо, но старательно водя серым грифелем по желтоватой бумаге.

Когда Бурандук замолчал с чувством выполненного долга, самоназначившийся летописец новейшей истории страны Костей поставил в конце последнего предложения точку и протянул исписанный лист Воронье на сохранение. Потом критическим взглядом окинул огромную тушу, похмыкал, потискал бороденку, померил что-то растопыренными пальцами в воздухе, и вдруг отошел от гигантской щетинистой горы на десять шагов, уселся на мостовую, положил на скрещенные по-тамамски ноги пачку бумаги и принялся что-то рисовать.

Среди праздных зевак сие явление вызвало интерес, сравнимый с проявляемым к кабану.

– Что?..

– Что это он?..

– Что это он делает?..

– Рисует?..

– Глядите, рыло!..

– И копыта как настоящие!..

– И щетина!..

– Ух, ты!.. Как живой!..

– Какой живой, он дохлый…

– Ну, как дохлый!..

– Эй, Воронья! – не обращая внимания на благоговейные комментарии за спиной, Голуб улыбнулся девочке и помахал рукой в сторону свиной головы. – Встань-ка рядышком, будь умницей!

– Зачем? – всё еще сжимая в руках свернутый в трубочку листок с тактико-техническими характеристиками свина, девочка осторожно подошла, куда ее попросили.

– Я тебя рядом с ним нарисую, для сравнения. Чтобы видно было, какого размера ты, и какого – свинья, – охотно пояснил дед и снова принялся за работу. Аудитория вокруг ахнула.

Несколько минут – и на рисунке, на фоне привалившейся к стене царского дворца громадной туши появилась невысокая хрупкая девчушка в мешковатых штанах, недоеденным молью платком на голове и коротком заношенном полушубке.

– Похо-о-ожа…– хором восхитился народ.

– Старался, – скромно пожал плечами старик, сдул с картинки невидимые пылинки и попытался подняться. Но не тут-то было.

– А ну-ка, дед, и меня с кабаном нарисуй! – сутулый мужичок с курчавой бородкой, одетый в ливрею Карбуранов, бережно положил на стопку бумаги тусклую старинную монету. Серебряную. Дед поджал губы и покосился на кабана, на денежку, на мужичка…

Ишь ты, какой барин выискался… Нарисуй его!.. Заняться мне больше нечем, кроме как его рисовать. У меня там еще лет четыреста не разобрано, не переведено, а он – «Нарисуй»…На холодных-то камнях сидючи, сам порисуй…

А, с другой стороны, девчонкам юбчонки купить бы не мешало… Хоть самые дешевенькие… А то, пока сами не признаются, от мальчишек их не отличишь – косы-то все состригли… Или лучше одеяла на зиму? Или рубашек сменку, хоть несколько?..

На одну денежку, конечно, всем не укупишь, но хоть кому-то на что-то хватит, и то хорошо… А под зад можно и шапку подложить. И решение было принято.

– Изволь, нарисую. Вставай, куда хочешь.