День Медведя

– Я полагаю, полчаса при нашем раскладе будет вполне достаточно, – загадочно предрекла царевна, засунула руки в рукава и хмуро уставилась на происходящее внизу, и подножия вип-трибуны.

А тем временем пробки из бочонков были выбиты, краны вставлены, и первая прозрачная жидкость полилась в осторожно поднесенные кружки.

Первые носы недоверчиво зависли над загадочной субстанцией под кодовым названием «хлебное вино» и придирчиво втянули незнакомый запах.

Похожие разговоры вспыхивали и разгорались то тут, то там, то ближе, то дальше…

– Что это?..

– Пахнет… чем-то…

– Противным…

– Граф сказал, это пьют?..

– Может, пошутил?

– Дворяне не шутят. У них чувства юмора нет.

– А давайте попробуем!..

– А давай, пробуй.

– А чего сразу я-то?!

– А чего бы и не ты-то?

– Сконил?

– Я?!.. Да вот раз плюнуть мхе-кхе-кхе-кхе-кхе!!!.. А-а-а!.. Ох-х!!..

– И чего?!..

– И как?!..

– Ну?!..

– Ну-ну!!!.. Кха… Сам ты – ну!.. Кхой!.. Гадость распоследняя, вот чего!!!

– А ты на дармовщинку чего хотел?

– Забесплатно уксус сладкий!

– Забесплатно?! Да чтоб я такое пил, да еще и веселился после этого, это он мне еще приплачивать должен!..

То тут, то там, то ближе, то дальше раздавался натужный кашель, фырканье и звук отодвигаемых по шершавым доскам кружек.

– Ну, благодарствуй, ваша светлость, повеселил – хоть стой, хоть падай, – встал с полупоклоном с крайней скамьи старичок в синем армяке и пегом треухе, затянул потуже пояс и решительным шагом направился с площади.

За ним последовал его сосед, потом другой мужичок – из-за стола напротив, потом еще один, и еще…

– Стойте, стойте, вы куда?!.. – панически метнулся наперерез утекающему человеческому ручейку граф. – Вы же не выпили!.. Совсем ничего!..

– Ваша светлость смерти нашей желает, али как? – остановился и брюзгливо прищурился на него мужичок в треухе.

– Ах ты!!!.. – вскинулся было Брендель, но, видя недоброе внимание к происходящему со стороны остальных развлекаемых объектов, быстро взял себя в руки. – Нет, что ты, что ты, мужичок… Просто вы не поняли, как правильно надо это пить, вот в чем всё дело…

– А ты самолично покажи, – донеслось ехидное из толпы.

– А мы поглядим…

– Развлечемся…

Граф крякнул, зыркнул, скрипнул зубами, но проглотил оскорбление своей без пяти дней царской персоне[85].

Из кармана полушубка изящным жестом, словно тренировался три дня, извлек он миниатюрный серебряный кубок[86], по его сигналу слуга наполнил ее из ближайшего бочонка наполовину, и граф поднял ее над головой и выкрикнул:

– Я пью эту чару за мой народ!

И, так и не услышав комментария Серафимы «врешь, тебе столько не выпить», выдохнул и одним махом опрокинул водку в горло.

– Х-ха!.. – выдохнул он и уткнулся носом в рукав. – Х-м-м-м!.. Смотрите! Совсем не страшно! Ох, славно!.. По жилам пошла! По сухожилиям! До костей пробирает!.. Несколько рюмок – и вы позабудете про печали, холод и усталость! Отток народа с площади приостановился.

Оставшиеся за столами еще раз с сомнением сунули носы в свои кружки, пожали плечами, дружно выдохнули и последовали графскому примеру.

– Ах!..

– Ох!..

– Ой!..

– Ёж-моёж-через-кочерыжку!..

– А где ж веселье-то?..

– А вы еще по одной! – тут же жизнерадостно предложил граф и снова подал личный пример. – Я пью эту чару за то, чтобы самый достойный дворянин возглавил мою любимую страну!

Народ переглянулся, пожал плечами, но выпил по принципу «сказал «А» – скажи и «Б». Раз уже вознамерились получить все тридцать три с половиной удовольствия, так уж на полпути останавливаться как-то нелепо.

– Ну, как?.. – напряженно уставился Брендель в слегка закосившие глаза ближайшего к нему тонкошеего парня лет восемнадцати. Парень икнул, утер рукавом нос и прислушался к ощущениям.

– Дак это… теплее вроде на улице стало… это…

– Ага, теплее! – поддержали его откуда-то слева. – Ажно щеки загорелись!..

– Огонь по жилам пошел, чуете?..

– Ага ты… пошел…

– А давайте еще по одной, мужики!

– А бабы чего, не давайте?!..

– И ты, Мышаня, давай! Эх, хорошая ты тетка!..

– Подхалимничаешь, кум!..

– Кто, я?!.. А давай почелуемся!..

– А вот я тебе мою бабу почелую, почелую, охальник, кружкой-то по репе!..

– Это ты меня?.. Это я тебя!..

– Эй, вам наливать?

– ДА!!!

– За его … за графскую светлость!.. Чтобы ему в жизни везло!.. И жену хорошую!..

– Он женат, дурик!

– Ну, тогда бабу, как Мышаня!..

– Да я тебя!..

– Нет, это я тебя!..

– За графа!!!..

– Ура-а-а-а!!!..

Неразличимая в тихо спускающихся сумерках среди бесконечных покачивающихся голов Мышаня невпопад захихикала о чем-то о своем, о женском, но окончание семейной сцены на трибуне услышать так и не удалось: тумаки, ругань и ржание соседей веселой тройки быстро потонуло в похожем шуме со всех сторон.

Зато на вип-местах тревожно завозились министры, и источник волнения так и оставался бы для лукоморцев загадкой, если бы минут через десять после начала всеобщего оживления Коротча не высказал всеобщее мнение.

– А вот я тут подумал, ваши высочества, и задался вопросом.

– Давай, валяй, – рассеяно махнула рукой Сенька, не сводя угрюмого взора с происходящего на площади.

– Вот пение мы своими ушами слушали, так?

– Так, – согласилась она.