День мертвых

В воскресенье все они отправились в церковь; Скелли тоже присоединился к ним и сел за руль. Ампаро с детьми и племянницей ехала в фургоне, за ними пыхтел красный грузовик, а следом – вереница всевозможных колымаг, забитых людьми в выходной одежде. Спереди и сзади колонну прикрывали тамплиеры на пикапах, ощетинившихся автоматами. Из всех обитателей Каса-Фелис от посещения службы отказалась только Пепа Эспиноса. Стата едва не последовала ее примеру, но все-таки удержалась в память о матери, которая из любви к Мардеру водила детей в церковь во всех положенных случаях, хотя сама отнюдь не отличалась религиозностью. Стата не предвидела ничего, кроме обычной скуки, но ее ожидало три сюрприза.

Первым оказалась церковь Святого Игнатия. Снаружи Сан-Игнасио выглядела самой обыкновенной, даже немного несуразной постройкой с белеными глинобитными стенами, однако изнутри не походила ни на одну известную Стате церковь. Никаких унылых статуй и полотен девятнадцатого века: стены переливались всеми цветами радуги. На фресках, исполненных в местной народной традиции, библейские сцены были населены индейцами в белых хлопковых одеждах, соломенных сомбреро и полосатых серапе былых времен; ярко раскрашенные статуи изображали страдания святых и пророков – а те, кто их создал, знали толк в страданиях. Пьета[84], святой Себастьян, пронзенный стрелами, а за алтарем – огромное распятие с уродливо скорчившимся телом Христа, прибитым к массивному кресту из необработанной древесины огромными чугунными гвоздями и обильно источающим кровь из пяти священных ран[85].

Второй сюрприз преподнес Скелли, сидевший по другую сторону от отца: он повторял все необходимые жесты и с самым искренним видом произносил требуемые слова, хотя Стата доподлинно знала, что Скелли – язычник не хуже викингов, задира и насмешник. Она не совсем понимала, в чем тут подвох: может, и вправду что-то такое было в местной воде – или делал все из элементарного уважения к отцу, как и она сама?

Паства на две трети состояла из женщин и детей, но присутствовали и мужчины – типы с суровыми лицами и татуировками в виде слезинок на лицах. Любопытно, подумала она, как выглядит духовная жизнь убийцы?

Как обычно и бывало в тех редких случаях, когда Стату заносило в церковь, ее мысли плавно перетекли от службы к ее собственной жизни и делам. Она подумала, что стала жертвой некоего расстройства, упадка сил, поражающего иногда энергичных, сверх меры честолюбивых людей. Ей вспоминались бывшие одноклассники, которые пробивали себе дорогу в самые престижные колледжи, потом в лучшие программы для аспирантов, но затем, практически уже сделав образцовую карьеру, попросту исчезали. Одна девушка повесилась; из прочих кто уехал в Индию, кто в глушь – жить в каких-то коммунах, кто ушел в круго-светное плавание. И вот теперь сама Стата оказалась вместе с отцом, который тоже чокнулся, хотя оставалось непонятным, как и почему (но она обязательно все выяснит, это уже вопрос гордости), в центре этакой гражданской войны в родном городке своей матери. Ну не странно ли?

Священник читал проповедь о блудном сыне. Многие люди, говорил он, отождествляют себя с дурным братом, с беглецом, потому что это проще всего. Ты поступаешь плохо, но получаешь прощение. Однако большинство похоже вовсе не на дурного брата, а на праведного. Люди хотят понять, почему нечестивцы процветают, почему для них закалывают откормленного тельца. Они исполнены зависти, вынашивают обиду на отца – и грозящая им опасность коварней, потому что дурной брат знает, что он дурной, и стремится к прощению, тогда как праведный считает себя хорошим и не мыслит о прощении, а потому достается дьяволу.

Стата слушала эти наставления внимательно, хотя их посыл влетал в одно ее ухо и вылетал из другого, поскольку она верила лишь в один вид морали: можешь делать все, что хочешь, пока это не вредит другим людям. В зеленой рясе и со строгим лицом священник выглядел несколько иначе, но это, вне всяких сомнений, был Мигель Сантана: вот и третий сюрприз.

– А вы не говорили, что вы священник, – шутливо упрекнула она его, встретив после службы в дверях церкви.

– А вы и не спрашивали, – парировал он, – но наверняка догадывались, иначе не было бы этой прекрасной исповеди.

– Я не исповедовалась. На исповеди ведь положено каяться в грехах и обещать, что больше так делать не будешь.

– Ну а вы что делали? – спросил Сантана, бросив на нее такой странный взгляд, что она потупила глаза и сменила тему.

– А церковь у вас ничего так. Куда подевались старые плаксивые святые?