День между пятницей и воскресеньем

Эти слова оказались индульгенцией на несколько лет. Вера сменила институт, отрезала длинные волосы, стала носить джинсы и кеды и даже смеяться стала по-другому. Звонко и по-честному. Ей ужасно нравилось то, чем она занималась, ей вообще все ужасно нравилось, каждый ее день! Так продолжалось, пока в ее жизни не появился Боря. Наверное, потому что появился он не сам по себе, его привел к ним в дом Верин папа. Боря был его самым перспективным аспирантом и «достойной партией» — так потихоньку шепнул на ушко Вере Юрий Валерьевич. Когда Боря через пару дней пригласил Веру на свидание, она, разумеется, согласилась, они встретились в модном дорогом кафе в центре города, и Боря явно был рад ее видеть, но как-то уж слишком придирчиво покосился и на джинсы, и на кеды, и на потертый рюкзак у нее на плече. Сам он был в костюме с галстуком, а ботинки у него сверкали так, что с непривычки можно было ослепнуть. На второе свидание Вера пошла в платье. Перед третьим долго подбирала к платью туфли и сумочку и заранее записалась в салон на укладку. На следующих свиданиях она тщательно подбирала не только одежду, но и слова, темы для разговоров, улыбки и жесты. И не то чтобы это ей не нравилось! Наоборот, она с удовольствием примеряла на себя роль супруги перспективного врача, будущего известного ученого и хозяина клиники, носящей его собственное имя, о которой он так мечтал и уже прожужжал Вере все уши. Папа расспрашивал ее о каждом свидании и оставался доволен, Боря водил ее с собой на какие-то крутые тусовки, и она должна была выглядеть ослепительно, чтобы ему все завидовали. Он познакомил ее с родителями — они долго ехали в дорогой Бориной машине в загородное поместье (иначе этот дом и назвать было нельзя), потому что Борины родители на пенсии увлеклись лошадьми и уехали из столицы. Вера очень старалась понравиться всем, включая лошадей и домработницу, следила за каждым словом, хвалила огромный дом, изысканную еду и безупречный вкус Бориной мамы, и у нее чуть не свело ноги, потому что она три часа просидела на краешке стула с прямой спиной — она знала, держать спину — это очень важно. Через три месяца Боря подарил ей аляповатые серьги с изумрудами и несколько раз повторил, что они фамильные — это был непрозрачный намек на все шансы скоро войти в Борину семью. Отношения развивались просто идеально. Правда, Вера немного скучала по себе прежней, веселой девчонке-архитектору, тем более что уже получила диплом и сразу несколько предложений о работе от престижных и модных бюро, но Боря попросил ее воздержаться и с большой гордостью сообщил, что его совсем скоро отправляют на трехлетнюю стажировку в Америку, и он очень надеется, что она поедет с ним. Это было практически предложение руки и сердца. А может, даже больше, чем предложение. В тот день она примчалась домой как на крыльях, прямо с порога выпалила родителям: «Борю отправляют в Америку!» — и тут вдруг поняла, что ехать с ним ей совершенно не хочется. Она весь вечер просидела у себя в комнате, смотрела какой-то глупый фильм, не понимая, о чем он, и старалась гнать от себя мысли. Родители на кухне почему-то ссорились.

А на следующий день они все поехали на дачу. Был первый по-настоящему теплый день в году, Милка притащила своих друзей, которые жарили на отцовском мангале шашлыки, брызгались водой из шланга и хохотали во весь голос. Вере ужасно хотелось стянуть узкие босоножки и помчаться к ним по мокрой траве, но она чинно сидела рядом с Борей в беседке и слушала, как они с Юрием Валерьевичем обсуждают коллег, конференции и вирусы. Мама в доме пекла пирог с повидлом, иногда выходила на веранду и смотрела на них. Очень внимательно.

Шашлыков было много, пирог удался, говорить о вирусах отец мог целую вечность, так что разошлись все уже поздним вечером. Верочка проводила Борю до машины, честно махала ему вслед, пока его машина не скрылась за поворотом, а потом зашла во двор, закрыла калитку, немедленно рухнула прямо на газон, — ей было плевать, что юбка задралась почти до ушей, — и стала стаскивать ненавистные босоножки. Сняла их, расшвыряла в разные стороны и завалилась на спину, раскинув руки.

— Выдохнула? — раздалось прямо над ней.

— Ага. — Она счастливо улыбнулась и потянула мать за руку, чтобы та села рядом.

Она надеялась на долгий уютный разговор ни о чем, и чтобы ни в коем случае не вспоминать про предстоящую Америку, но Лидия Андреевна вдруг сказала очень спокойно и очень строго:

— Я хочу, чтобы ты его бросила.

— Кого? — не поняла Вера.

— Бориса. Твоего молодого человека.

— Зачем? — удивилась Вера.

— Затем, что это не твой человек, — отрезала мать. — А ты — не его.

— Но, мам… — запнулась Вера. — Но он же… Он… достойная партия, — кроме слов отца ей почему-то вдруг ничего больше не пришло в голову.

— А ты собралась вступать в партию или выходить замуж и жить с ним всю жизнь?