День между пятницей и воскресеньем

— Давай я чайку тебе налью, — хлопотала Нюся. — Устали же, детки, всю ночь гуляли, всю ночь праздновали, — сказала она и потупилась, взглянув на Лидочку — вид у той был совсем неприглядный.

— Можно, я умоюсь? — тихо попросила она.

— Конечно! — встрепенулись и подскочили разом обе тетушки.

— Рукомойник у нас…

— Я знаю где.

— Ага-ага, а полотенчик там свеженький висит, чистенький.

— Да как чистенький, он мокрый, поди, Ленька ж вытирался.

— Ой, и правда, я другой принесу!

Пока Лидочка умывалась, тетушки молча буравили друг друга и Леню огромными глазами и пытались говорить что-то одними губами, не произнося ни звука. Леонид не понял вообще ничего, а тетушки каким-то чудом, оказывается, уже успели все обсудить и договориться.

— Лидочка, садись, детка. Или, может, переодеться хочешь?

— Спасибо вам, — кивнула она, и на глазах у нее показались слезы. — Если честно, очень хочу. У меня тут…

— Пойдем со мной, пойдем в спальню, — потащила ее за собой Нюся. — Платье, вижу, порвалось немножко, запачкалось, так оно не беда, мы мигом все поправим и выстираем. И рукавчики подправим, будет лучше прежнего!

— У меня чулки…

— Чулки чинить не будем, нечего тебе в чиненых ходить, снимай их, долой! Коленки зеленкой тебе подрисуем, до свадьбы как раз заживут, а платьишко сейчас найдем тебе. — Нюся распахнула скрипучую дверь огромного гардероба. — Вот тут, гляди. Муся наша, она ж как Плюшкин, никогда ничего не выбрасывает. Тут пара платьев еще наших с ней, когда мы молоденькие были, они надетые всего-то пару раз, мы не часто тогда наряжались, поводов не было. Выбирай, детка, любое, какое понравится. Выбирай и забирай, если понравится! Носи на здоровье, милая.

Нюся вернулась в комнату, оставив Лидочку одну.

— Это что ж творится? — шепотом сказала Муся. — Это ж кто на нее так осерчал? Ты ж ее до дому проводил, да, Ленька?

— А вы откуда знаете? — удивился он прозорливости своих бабушек-тетушек.

— Да как нам не знать-то? Ты чего? Мы всегда первей всех все знаем, а уж про родного племянника — тем более. Да и чего тут не знать, когда у вас с ней, вон, на глазах все написано.

— И на лбу, — хихикнула Нюся. — Так ты ее проводил?

— Проводил, — кивнул он.

— Значит, мать ейная лютует, — едва слышно сказала Муся. — Отец с нее пылинки сдувает, он бы не тронул. Это все мать злобствует, ох, Господи, помилуй.

Тут скрипнула половица, и на пороге появилась Лидочка. В платье в синий цветочек, волосы собраны в косу, глаза заплаканы, щека до сих пор горит. Но и сейчас он смотрел на нее и не мог оторваться.

— Я побуду у вас немножко, можно? — спросила она. — У меня у папы смена в семь часов начинается на аэродроме, я сразу в семь к нему туда и побегу, на аэродром. Или в полседьмого, там его подожду. Домой не пойду…

— Да будь сколько хочешь!

— Можешь и прилечь подремать, вон, на тахте на веранде, никто там тебя не побеспокоит.

— А хочешь, я тебе еще кофту теплую принесу, продрогла, небось, к утру-то, вон, похолодало.

Тетушки опять принялись галдеть наперебой, а Лида с Леней сидели за столом и молчали. Они никого не видели и не слышали, не замечали ни усталости от бессонной ночи, ни ярко-алую щеку, ни трескотню тетушек, ни чай, который им подливали. Они только смотрели друг на друга, и им не надо было ничего больше.

Всю следующую неделю они почти не расставались. Забор у Нюси и Муси так и скрипел, крыша оставалась нечиненной, но тетушки и не думали сердиться. Им нравилась Лидочка, нравились чувства, которые как будто искрами разлетались по воздуху, когда эти двое оказывались рядом, они тихо радовались, что их племянник ходит таким счастливым и влюбленным, и боялись сглазить это юное честное счастье.

Чаще всего Лида с Леней проводили время на аэродроме. Лидочкиному отцу Леня тоже понравился — серьезный мальчишка, не какой-нибудь пустоголовый лодырь. Они много разговаривали, обсуждали всякое разное, и однажды Лидочкин отец даже прокатил их на своем самолете. Вот это было событие! На аэродроме как раз оказался корреспондент их местной газеты и сделал несколько снимков. А с матерью Лиды Леня так и не увиделся. Домой она его не позвала, рассказала, что у родителей был серьезный разговор, отец страшно рассердился, когда узнал, что мать подняла на нее руку. Та, конечно, говорила, что не собиралась бить дочь, просто у нее сдали нервы из-за Мишенькиной болезни, но в чем-то этот конфликт даже сыграл Лидочке на пользу — мать сдалась и согласилась отпустить ее в Москву поступать в МАИ. Лидочка не могла поверить своему счастью!

Они с Леней сидели на траве под деревьями и строили планы, он все время рассказывал ей, какой это огромный и удивительный город — Москва, рассказывал очень подробно, куда они будут ходить, в какие кафе он непременно ее поведет, в какие кинотеатры, и где они будут танцевать, а где — слушать стихи молодых поэтов и новую модную музыку. Лидочка смеялась и слушала его как завороженная.

— Ты так умеешь рассказывать! — восхищалась она. — Вот я слушаю тебя, и как будто везде уже побывала! Как в сказке!