День между пятницей и воскресеньем

В единственный выходной Лида, как всегда, была дома. Мать строчила на швейной машинке, Мишенька возился с игрушками.

— Доктор приходил, — вдруг сказала мать.

В последнее время она была в прекрасном настроении и за всю неделю даже ни разу не ударила Лиду.

— Зачем? — удивилась Лидочка. — Мишеньку проверить? Так с ним все в порядке.

— Ага, — сказала мать и хитро прищурилась. — Мишеньку проверил и сказал, что на свидание тебя хочет пригласить, а то ты с ним почему-то не разговариваешь в больнице. — Мать остановила машинку и уставилась на Лидочку злобным взглядом, совсем как раньше. — Это что еще за выходки, не расскажешь матери?

— А я все должна тебе рассказывать? — У Лиды не было никакого желания ни ссориться, ни объясняться. Она действительно старалась обходить Юрия Валерьевича стороной и игнорировала все его, надо сказать, многочисленные попытки поговорить с ней.

— Конечно! Я же твоя мать! Твоя семья! От семьи никаких секретов быть не может.

— У меня нет никаких секретов, мама. Я ему не грубила, я просто не хочу с ним разговаривать.

— Значит, так. Я не знаю, чего ты там хочешь, а чего не хочешь, но сегодня вечером ты идешь в кино с Юрием Валерьевичем.

— Не иду.

— А я сказала, идешь! И марш одеваться. Он сказал, пораньше зайдет, хочет тебя, дуру, до сеанса в кафе сводить.

— Я не пойду, мама! Я не хочу!

— Да кто тебя спрашивает, чего ты хочешь?

— Он же со всеми шашни водит! Со всей больницей уже…

— Имеет право! Вон, красавец какой! Он доктор, у него работа напряженная, ему расслабиться тоже надо. Тем более бабы на нем гроздьями висят, а ему ты, дура, понравилась. Ты хоть башкой своей пустой подумай маненько! Посмотри, какое счастье на тебя, идиотку, само падает! Он же доктор! При деньгах! Да еще красавец какой! Он брата твоего спас! Да ты за это должна…

— Что? Что я должна?

— Вот что он скажет, то и должна! Понятно тебе?

— Так ты же сама мне говорила, что до свадьбы — позор! Сама меня пытала, было ли у меня что с Леней! Сама орала, что я порченый товар! А теперь хочешь меня под доктора подложить?

Мать вскочила со стула и замахнулась. Но не ударила, а прошипела Лиде прямо в лицо:

— Под кого надо будет, под того и подложу, поняла? Я твоя мать. Под кого скажу, под того и ляжешь! А сейчас рожу свою зареванную умой и одевайся. Дрянь.

Лидочка не смогла ничего ответить, внутри все дрожало и горело. Она схватила кофту и выбежала на улицу, выскочила за ворота и врезалась прямо в мерзкого докторишку. Он улыбнулся и хотел что-то сказать.

— Ненавижу! — крикнула она ему прямо в лицо. — Я вас ненавижу! До чего же вы мерзкий! Думаете, вам все можно? Думаете, вам всех можно? Да пошел ты…

И она помчалась, не разбирая дороги. Слезы застилали глаза, ноги не слушались. Но она добежала. Ворота были открыты, Михалыч подметал крыльцо и не заметил, что она проскользнула на летное поле. Она добежала на другую сторону, села под березы, под которыми так часто сидела с папой, и горько заплакала. Михалыч бросил метелку, зашел за дверь, а потом медленно, прихрамывая, дошел до Лидочки и присел рядом. Она все плакала, а он ничего не говорил, только вздыхал. А потом протянул ей фотокарточку, ту, что когда-то сделал местный корреспондент. Лидочка посмотрела, уткнулась Михалычу в телогрейку и зарыдала еще сильнее.

С этого дня ее жизнь стала совсем невыносимой. Мать откровенно издевалась, упрекала, била и говорила ей только гадости, на работе девчонки не называли ее иначе как шалашовкой и докторской подстилкой. Когда она шла по улице, ей казалось, что за спиной шепчутся все, от старух до мальчишек-подростков. Время остановилось давным-давно, но теперь оно превратилось в болото. Каждый вечер Лида прижимала к себе Ленину перчатку и мечтала не проснуться утром. Но утро все равно наступало, и она просыпалась. Время пахло болотом и ходило по кругу.

— Садись завтракать! — позвала ее мать.

Лидочка зашла на кухню.

— Странно, что ты не добавила ни «дура», ни «тварь», — сказала она.

— А чего тебе уже добавлять, — мать пожала плечами, — ты и сама себя наказала.

— Это чем же я еще могла себя наказать? — искренне удивилась Лидочка.

— Доктора-то вашего в Москву переводят, — ухмыльнулась мать. — Ага. Допрыгалась? Упустила? Вот так-то. О семье ты подумала? Как мы теперь без него, мало ли, с Мишенькой что? Эх, горе мне с тобой, Лидка. Проглядела счастье свое, дурища безмозглая! Вот и сиди теперь до конца своих дней старой девой на кислых щах да на горьких дрожжах. А доктор — тю-тю! Что-то он больно важное то ли открыл, то ли придумал, одним словом, шибко умный оказался. Ну и вот, в Москву его забирают, на хорошую должность, на хороший оклад, квартиру дают, небось, и машину тоже, «Чайку», наверное… Лида! Ты куда подевалась?