День минотавра

– Этот камень останется у меня, – сказал я. – Мы можем вырезать на нем все что угодно. Что бы тебе хотелось?

Тея задумалась.

– Голубую обезьяну. – Мысленно она была далеко отсюда, во дворце в Ватипетро, с его аккуратными садиками и, конечно, рядом со своим отцом, по которому очень тосковала. – Это возможно?

– Голубую обезьяну и… – шепнул я тельхину.

Понимающе кивнув, он принялся за работу.

– Можно, я посмотрю? – спросила Тея.

– Нет. Пусть это будет для тебя сюрпризом, – ответил я, а затем как бы мимоходом добавил: – К нам зайдут мои друзья, дня через два, вечером после ужина.

Она ответила не сразу:

– Сколько их?

– Двое. Кентавр и дриада.

– Зоэ, – сказала она. – Ты уже упоминал ее имя несколько раз. – Это прозвучало почти как обвинение.

– Старый друг, – объяснил я.

– Старше тебя?

– Давай посчитаем. Раз в четырнадцать старше.

– Значит, действительно старая.

– Вовсе нет. Дриады выглядят так же, как их деревья, а дуб Зоэ в прекрасном состоянии.

Она подавила вздох:

– Но хватит ли у нас вина?

– Пива, – сказал я. – Они пьют пиво. Оба.

– Женщина тоже пьет пиво?

– Она может перепить даже меня! – А затем добавил уже более спокойно: – Я варю его из ячменя прямо здесь, в мастерской. Ты обязательно должна попробовать.

Она улыбнулась мне великодушной улыбкой:

– Может, попробую. Значит, ты занимаешься пивом, а я испеку медовые лепешки. – И, немного помолчав, сказала: – Хорошо, что я успела закончить для тебя новую тунику.

– Тунику? – закричал я от неожиданности. Весной и летом ни один зверь мужского пола не ходит в одежде. Для чего она нужна? Воздух, поступающий к нам с жаркого ливийского континента, теплый и сухой, а женщины-звери обращают на неприкрытую мужскую плоть не больше внимания, чем критские мужчины на обнаженные груди своих женщин.

– Да, – сказала она, своими ловкими пальчиками доставая тунику из глубины корзины. – Тельхины сделали ткань, а я выкрасила ее и сшила.

– Узнаю твою работу. Цвет лаванды и вышитые рукава. – А почему не набедренная повязка?

– Она больше подходит Икару, но не тебе. Понимаешь, ты уже не юноша. – Она внимательно посмотрела на мою заросшую волосами грудь, будто подумывая о ножницах. – Померяй ее сейчас. Я хочу посмотреть, хорошо ли она сидит.

Туника жала мне не меньше чем в семи местах. Я ощущал себя змеей, засунутой обратно в старую, сброшенную кожу.

– Мне не пошевелиться, – сказал я. – Я не могу дышать, я вот-вот задохнусь. И кроме того, – добавил я очень осторожно, – ты забыла сделать отверстие для хвоста.

– Перестань. К ней просто надо немного привыкнуть. Поноси ее. – Она похлопывала по мне, щипала, дергала, будто я не живое существо, а кусок мяса. – Если бы гости пришли через неделю, а не через два дня, ты успел бы за это время похудеть.

– Вечеринку перенести нельзя, – сердито ответил я. – И потом, я вовсе не толстый, а мускулистый. – Я приложил ее руку к своему твердому, как кокосовый орех, животу.

– Да, ты прав. Одни мускулы. Придется немного выпустить в талии.

Я заметил перемены сразу же, как только пришел домой. С появлением Теи исчез беспорядок – гора немытой посуды уже не стояла рядом с мельницей, да и сама мельница, из которой всегда сыпалась на пол мука, перекочевала к фонтану. Но если раньше что-то исчезало, то на сей раз – появилось. Только что зажженный светильник освещал три вазы в форме голубок, примостившихся среди корней. В них были воткнуты маки. Грустные личики моих любимцев укоризненно глядели на меня изо всех углов комнаты. В каждой голубке было по пять маков.

– Ты убила их, – закричал я. – Ты перерезала им горло.

– Приютила, а не убила. В саду никто не замечал их.

– Я замечал. Каждый день. Здесь они – как в тюрьме.

– Постараюсь быть добрым тюремщиком, – улыбнулась Тея, поправляя цветок.