День минотавра

Перед боем все мелочи обычной мирной жизни начинают казаться чрезвычайно значительными. Зажженные светильники освещали заботливо распростершиеся над нашими головами корни моего логова, которые, казалось, говорили: наслаждайся, пока возможно, пикантным мускусным ароматом яичницы из яиц дятла и веселым янтарным пивом, разливаемым по чашам из бурдюков. Вкус обостряется, цвет становится ярче, и любовь, как добрый змей, доставшийся тебе от предков, оставляет свой след и в твоем доме. Тея и я поссорились в улье Эмбер и обрушили друг на друга град тумаков и жестоких слов. Но сейчас мы не думали о том, какие мы разные. После войны мы, может, вернемся вновь к своим обидам и ущемленному самолюбию и придем к выводу, что, действительно, надо было выговориться, но все же мы сказали друг другу слишком много. А сейчас, когда лес доживал свои последние спокойные дни, я понял, что так страстно люблю Тею, как только может любить мое некогда весьма непостоянное сердце. Говорят, когда Великая Мать была девушкой, стройной и невинной, она жила в доме, сделанном из ивовых ветвей, и звери приносили ей пищу и склоняли свои рогатые и безрогие головы, чтобы она могла дотронуться до них рукой. Как бы я хотел, чтобы Тея положила свою руку на мою спутанную гриву. Она ни разу не коснулась меня, но иногда ее рука, потянувшись в мою сторону, застывала в воздухе, и казалось, еще чуть-чуть – и она опустится на меня, как усталая бабочка. Не только застенчивость не позволяла мне дотрагиваться до Теи, но и страх, что однажды позволив себе это, я полюблю ее так, что приду от этой любви в полное отчаяние, а может, и погибну.

Каждое утро мы встречались в мастерской. Икар вырезал из липовых ветвей стрелы, а Тея надевала на них острые наконечники из кремня. Работники вместе со мной ковали для Икара щит.

– Я должна сдаться, – сказала Тея однажды. – Ахейцы хотят заполучить меня, а не тебя с Икаром. Это я разгневала Аякса и ущемила его самолюбие. Если пойти к нему сейчас, он забудет о вторжении.

– Он воин, – ответил я, – и любит битву. Любую битву. Его ущемленное самолюбие лишь предлог для начала нового похода. Ахейцы всегда говорят об ущемленном самолюбии, когда хотят развязать войну. Они держат его у себя над головой, как зонт, но стоит только упасть капле дождя, тут же начинают возмущенно размахивать мечом. Даже если ты придешь к Аяксу, это ничего не изменит. Ведь, кроме нашего золота, за нас можно получить еще целое состояние на рынке рабов. Давно уже паниски не появлялись при дворе египетского фараона.

– А минотавр, – вмешался в наш разговор Икар. – Ахейцы, наверное, заставят тебя услаждать свою королеву. Ты стоишь раза в два дороже, чем сестра.

– Но даже если бы ты и могла предотвратить войну, – быстро продолжил я, обратившись к Tee, – я все равно не отпустил бы тебя. Я хочу сказать, не отпустил бы к ахейцам, а не вообще из леса.

– Я и сама не хочу уходить. – Она наконец-то дотронулась до моей руки. – На что мы можем рассчитывать, Эвностий? Я видела этих ужасных ахейцев. Больше всего в жизни они любят воевать. Они очень сильные, безудержно храбрые и с ног до головы закрыты доспехами – наголенники, кирасы, шлемы, – до их тела не добраться.

– Кентавры тоже отважные воины, – сказал я. – Работа на земле помогает им поддерживать форму. Они лучше всякой кавалерии – конь и наездник одновременно. Вихрем налетают на противника и дерутся сразу и руками, и копытами.

– Мне кажется, нас мало. Сколько всего кентавров?

– Сорок мужчин.

– Ахейцев вместе с Аяксом не меньше сотни, и все вооружены до зубов. А у кентавров только дубинки и лук со стрелами.

– Не забывай о панисках и не принимай их всех за детей. Среди них немало взрослых, и они очень коварны. Их, наверное, около пятидесяти (паниски слишком не любят показываться на глаза, так что на самом деле пересчитать их невозможно).

– А сколько трий?

– Пятьдесят, но часть из них трутни, их не стоит принимать во внимание. Я думаю, королевы покажут ахейцам все потайные тропинки. Устроить засаду нам не удастся, разве что в самых густых зарослях, куда не могут залететь трии.

– Но у нас есть ты, – проговорил Икар с гордостью. – Ты стоишь целой армии ахейцев. И я буду сражаться вместе с тобой.

– Со временем будешь, – сказал я. – Со временем мы будем сражаться рядом, как два старых товарища. Но сейчас я хочу, чтобы ты остался с Теей и тельхинами сберегать наши запасы и охранять дом. Если мы с кентаврами проиграем первый бой, мне потребуется место, где я смогу зализать свои раны, а ты ведь знаешь, что это дерево надежно, как крепость.

Икар тяжело вздохнул, но не стал спорить. «Он действительно превращается в воина», – подумал я.

– Я буду охранять твой дом, – сказал он, – и сберегу все в полной сохранности.

– Посмотри, какой щит сделали для тебя тельхины! – сказал я, глубоко тронутый его клятвой.