День морпеха

ДЕНЬ МОРПЕХА

У армии — новый музыкальный мотив:

«Всё, что вы творите, мы можем сделать лучше»!

И они не шутят, они способны на всё, включая модернизацию волынки.

Генерал Виндгроув смотрел на подчиненных, не видя лиц. Его взгляд покинул здание Конгресса Соединенных Штатов, и, минуя сегодняшний благоухающий июньский день, устремился в завтра. День, когда армия получит предназначенную ей власть.

Генерал глубоко вздохнул и произнёс, пожалуй, самую короткую речь в истории Конгресса:

— Генеральский состав американской армии просит Конгресс упразднить такую архаичную отрасль вооруженных сил, как морская пехота Соединенных Штатов.

Пока пожилой сенатор из Джорджии проверял, в рабочем ли состоянии его слуховой аппарат, раздался топот ног: журналисты стремились к комнате с телефонами, и места для прессы разом опустели. Пронесся гул взволнованных комментариев.

Одна за другой головы поворачивались к секции морской пехоты, где ряды голубых фигур суетились и гудели, словно подвыпившие пчелы. Узел людей вокруг пузатой фигуры, потяжелевшей от золотой тесьмы, разошелся, и адмирал Фитцджеймс медленно поднялся.

Человек помельче струсил бы перед таким пронизывающим, пристальным взглядом, но только не генерал Виндгроув. С отвращением адмирал вскинул голову, каждая линия его тела выражала возмущенную гордость. Он повернулся к народу, на лбу у него пульсировала вена.

— Я не могу понять точку зрения генерала, не могу понять я и почему он напал на морскую пехоту так неоправданно. Морская пехота существовала ранее и всегда будет существовать, как первый оплот американской обороны. Я прошу вас, джентльмены, проигнорировать утверждения человека, кхм... немного чокнутого. Я бы хотел предложить обследовать генерала на предмет помрачения рассудка, а также сделать запрос насчет психического здоровья любого, высказывающего подобные абсурдные требования.

Генерал холодно усмехнулся.

— Мне все ясно, адмирал, и я не виню вас за резкость. Но, пожалуйста, позвольте нам не опускаться до личных оскорблений. У армии есть факты, подтверждающие мои выводы, факты, которые будут продемонстрированы завтра утром. Попридержите свои суждения до того времени, джентльмены, не судите поспешно, пока не оцените все нюансы. Это конец эры. Утром морпехи присоединятся к своим ископаемым друзьям, додо и бронтозавру.

У адмирала подскочило давление.

...Лёгкий стук упавшего без сознания тела был единственным звуком, нарушившим шокирующую тишину гигантского холла.

Ранним утром солнце грело белый мрамор Джеферсоновского мемориала и отражалось от солдатских шлемов и крыш машин, сгрудившихся в медленно движущемся потоке. Все джентльмены из Конгресса были тут, проезд для их авто был очищен с помощью вопящих сирен полицейских мотоциклистов. Вокруг теснились правительственные работники и простые жители столицы. Грузовики теле- и радио служб находились рядом, с микрофонами и камерами наготове.

Сцена была установлена для великого дня. Красивые ряды оливковых светло-коричневых машин изгибались у края воды. Джипы и вездеходы, расположенные рядом с оружейными транспортерами, казались незначительными по сравнению с видневшимися вдали танками. Платформу оратора установили в центре, рядом со зрителями.

Ровно в десять утра генерал Виндгроув шагнул вперед и хмуро уставился в толпу, пока в ней не установилась неудобная тишина. Его речь была короткой и не состояла не из чего, кроме расширения начальных тезисов насчет того, что дела говорят убедительнее болтовни. Он указал на первый грузовик в линии, заполненный пехотинцами, ловящими напряженно каждое его слово.

Водитель, сочтя это сигналом, вернул к жизни мотор; дребезжа, к реке направился грузовик. Толпа замерла, затаила дыхание, когда его передние колеса перемахнули мраморный парапет — и грузовик нырнул в грязные воды...

Едва колеса коснулись воды, как та приобрела странный, стекловидный вид. Грузовик ревел и ехал по воде все дальше и дальше, окруженный блюдцевидными участками. Он припарковался в двух сотнях ярдов от берега, и солдаты, подстрекаемые гавканьем сержанта, выпрыгнули наружу и встали в линию, салютуя.

Генерал ответил на приветствие и махнул оставшимся машинам. Они двинулись в сложном маневре, который говорил о долгих часах репетиций. Танки медленно прогромыхали над водой, в то время как джипы ездили взад-вперед, исполняя сложные фигуры. Грузовики возвращались и разворачивались, как «сопящие балерины».

Зрители молчали, выпучив глаза. Они все еще созерцали удивительное представление, когда генерал Виндгроув заговорил снова: