День на Каллисто (антология)

— По правде говоря, я как психолог с волнением читал его дневник, — задумчиво произнес доктор Флеминг. — Записи весьма разнообразны: там есть любопытные рассуждения, афоризмы, размышления по поводу возникшей опасности и длительного одиночества. Иногда они занимают целую страницу, порой это всего лишь одно-два предложения; нередко они носят сумбурный характер, в них трудно найти смысл, иногда загадочны. Но как раз в них-то, я полагаю, и следует искать ответ на вопрос: «Что случилось с Дональдом Бенстом?» Взгляните, он начал записи цитатой из Сенеки, точнее парафразом: «На многое мы не решаемся не потому, что это трудно осуществимо, но потому, что нам не хватает смелости». Не правда ли, весьма симптоматично? Видимо, для большей наглядности Бенст на полях каждой страницы обозначил тему. Первую он сформулировал просто: «Плавание». Прочитать вам несколько строк?

Все кивнули.

«Это — страсть, страсть, от которой мне уже не избавиться. Тот, кто еще не испробовал этого коктейля наслаждения и горечи, блаженства и каторжного труда, тот не поймет, что значит извечное, неодолимое желание человека проявить себя, доказать свою силу, бороться и одержать победу над собой, над другими, над стихией. В каждом из нас дремлет потенциальный герой… Или это всего лишь обыкновенная жажда перемен — образа жизни, обстановки, страстная мечта о свободе, желание попробовать свои силы? И бегство, бегство от проторенных путей повседневной жизни, от привычек, доходящих до автоматизма, бегство от будней и неспособности отыскать в жизненном однообразии что-то новое?!

Добровольное уединение. Да, мне не нужны зрители, я не страдаю от отсутствия аплодисментов, лавровых венков, медалей…

Вам будет очень недоставать меня, дети, если я не вернусь?»

При этих словах Джуна приглушенно зарыдала, спрятав лицо в ладони. Герон жестом попытался остановить Флеминга, но тот, не обращая на него внимания, продолжал:

«Одиночество… Я начал борьбу в одиночку, потому что хотел одержать победу над самим собой, над слабостью, над покорностью судьбе. Каждый человек хотя бы раз в жизни должен попытаться совершить невозможное… Нас одолевает столько вопросов, которые в суете жизни мы не имеем возможности осмыслить. Здесь я сам распоряжаюсь своим временем. Разве это не прекрасно?

Нет, нет, я не создан для одиночества, я лишь внушил себе это… Одиночество ничего не разрешит. Ибсен заблуждался, утверждая, что самый сильный человек — тот, кто чаще всего бывает один… Может быть, он не думал так, как я понимаю это сегодня… Я принимаю действительность. Но должен ли я расценивать свое смирение как покорность судьбе? Каждый человек по-своему одинок, и все же нет более одинокого одиночества, чем добровольная душевная изоляция мореплавателя…»

Флеминг помолчал, затем, торопливо перевернув несколько страниц, воскликнул:

— Ага, вот, здесь начинаются строчки, над которыми стоит призадуматься.

«Я вновь собрал рацию. Ловлю странные сигналы… Мне удалось разгадать их код…

Они ужасно любопытны. Их все интересует. Почему они выбрали меня? Потому ли, что я один?

Когда, наконец, вы оставите меня в покое?..»

— Или вот это место, — настаивал Флеминг.