День народного единства: биография праздника

В июле 1611 г. штурмом была взята Софийская сторона Новгорода и создалась реальная угроза полной потери новгородской независимости. Как это уже не раз бывало в Смуту, не обошлось без предательства. Шведов провел в город Чюдинцевскими воротами один пленный с «говорящим» прозвищем Ивашко Шваль. Воевода Василий Бутурлин вместо защиты города от «немцев», с которыми беспрестанно перед этим пировал на непонятных «съездах», бежал в Москву, предварительно «на Торговой стороне выграбив лавки и дворы». Но рядом были и героические примеры. В новгородских летописях остались имена погибших защитников города: стрелецкого головы Василия Гаютина, дьяка Анфиногена Голенищева, Василия Орлова и казачьего атамана Тимофея Шарова, вернувшегося из подмосковных полков в Новгород. Более всего потряс новгородцев подвиг Софийского протопопа Амоса, бившегося «с немцами многое время» у себя на дворе, несмотря на свой сан. Многие, в том числе митрополит Исидор, видели с городских стен этот бой, и протопоп Амос, бывший в каком-то «запрещении» был прощен заочно. С тяжелым сердцем должны были потом очевидцы новгородского взятия смотреть на пепелище двора протопопа Амоса, где погибли и он, и все, кто защищался вместе с ним: «…и зажгоша у него двор, и згорел он совсем, ни единово не взяша живьем» [37, 113–114].

В Великом Новгороде повторилась история с избранием королевича, только имя его было Карл-Филипп (могло быть и Густав-Адольф, будущий шведский монарх и знаменитый полководец времен Тридцатилетней войны), а вместо гетмана Жолкевского договор заключал Якоб Делагарди. Кандидатуру Карла-Филиппа на русский трон поддержали в Первом земском ополчении еще до новгородского взятия. По известиям, полученным московскими боярами к 23 июня 1611 г., для переговоров «в воровские полки к Прокофью Ляпунову с товарыщи» прибыл присланный Якобом Делагарди «капитан Денавахоб с товарыщи». Он сообщил, что шведский король Карл (бояре в Москве называли его Свейской Арцы-Карло, без королевского титула) обещал дать своего сына на Московское государство, «которой московским людем люб будет». Учитывалось и недоверие в вопросах веры, обычно мешавшее иностранным претендентам. В этом случае было дано обещание, что король Карл «крестити его хочет в греческую веру на границе» [53, 274]. Впрочем, немецкий королевич всего лишь противопоставлялся казачьему претенденту – сыну Марины Мнишек: «У Заруцкого же с казаками бысть з бояры и з дворяны непрямая мысль: хотяху на Московское государство посадити Воренка Калужсково, Маринкина сына» [37, 112; 23, 293–295].

Для заключения договора из полков были посланы князь Иван Федорович Троекуров, Борис Степанович Собакин и дьяк Сыдавной Васильев. Земское ополчение получало шанс повторить успехи, связанные с совместными действиями рати князя Михаила Скопина-Шуйского и «немцев». Однако переговоры о призвании Карла-Филиппа на русский трон начались только тогда, когда их условия продиктовал воевода Якоб Делагарди. Новгородцы вынуждены были выбрать «мир» с Делагарди вместо его пушек. Им удалось выговорить сохранение собственной независимости, хотя и в виде странного Великого княжества Новгородского, от имени которого был заключен договор в форме династической унии.

Шведские власти думали, что, поставив Новгород в один ряд с Великим княжеством Литовским, смогут со временем добиться его отторжения от Московского государства. Все это, как покажет история провалившейся новгородской оккупации в 1611–1617 гг., никак не соответствовало реальным устремлениям новгородцев. Многие вопросы отпадут сами собой, если еще раз вспомнить, что в преамбулу договора с Якобом Делагарди 11 июля 1611 г. он собственноручно вписал слова: «…вооруженною рукою овладел я Великим Новгородом и готов был осадить и самую крепость; в то время новгородцы для прекращения кровопролития вступили со мною в переговоры» [53, 274]. Взаимоотношения Великого Новгорода с земскими ополчениями не должны были сильно измениться, так как обе стороны обещали не иметь никаких контактов с поляками и литовцами. Но суть произошедшего хорошо обозначил автор «Нового летописца», написавший об отсылке послов новгородцев «в Свию для королевича»: «А от Московского государства и ото всей земли отлучишася» [37, 114].