День народного единства: биография праздника

В дальнейшем «Иоанн Богослов» поступил вкладом в Троице-Сергиев, а Минеи – в Соловецкий монастырь, но, возможно, уже после смерти князя. В Спасо-Евфимьев монастырь он дал рукописное Евангелие XVI в. с миниатюрами и в роскошном окладе, а также семь печатных Миней, в Николо-Зарайский собор – Церковный устав. Немало книг отошло в Спасо-Евфимьев монастырь и после смерти его сына Петра [69, 255], и даже в 1701 г., по смерти княгини Авдотьи Васильевны, вдовы его отдаленного родственника, известного своей трагической гибелью в 1659 г. окольничего Семена Романовича Пожарского, целый сундук с книгами велено было разослать по церквам Нижнего Поволжья [125].

В Холуе,[109] слободе, часть которой пожалована была Пожарскому в 1613 г. «за царево Васильево осадное сиденье», зарождался тогда иконописный промысел (так же как и в других центрах бывшего Стародубского княжества – Палехе, когда-то уделе князей Палецких, и в Мстере – или Богоявленской слободке, принадлежавшей князьям Ромодановским). По писцовым книгам 1620-х годов, правда, среди 23 принадлежавших ему дворов было всего два двора иконников – Лаврушко Романов Пятунка и Гришка Игнатьев, остальные все «нетяглые, делают всякое изделие на боярина» (т. е. не платят податей) – «портные мастера», кирпичник, сокольник, рыболовы, сапожники, кузнец [133] – частично, видимо, это были городские ремесленники, ушедшие из посадов в лихолетье под крыло могущественного вельможи. Чуть позднее жители Холуя начинают активно торговать своими иконами. В феврале 1630 г. крестьянин Д. М. Пожарского, житель этого села Онфим Титов жаловался воеводе в Брянске, что «ходил он Онфимка во Брянском уезде со образами по деревням, променивал» (было неприлично реализацию икон называть продажей) вместе с «детиной Васькой», а тот от него сбежал; поиски пропавшего не увенчались успехом, но это одно из первых упоминаний о холуйских иконописцах [119]. Холуяне писали в манере не столь изысканной, как их знаменитые соседи, чем вызывали нарекания церковных властей (хотя другая часть села была слободой Троице-Сергиева монастыря, возможно, оттуда и зародился промысел); в 1668 г. в патриаршей грамоте говорилось, что «поселяне Холуя пишут иконы без всякого рассуждения и страха» [88, 2]. В Холуе же находились две принадлежавшие Пожарскому солеварницы [132].

В старинной родовой вотчине Пожарских Мугрееве (Волосынине) князь возвел деревянную церковь Николы Чудотворца, «верх шатровой», в ней, конечно, «образы и свечи и книги и ризы и колокола и сосуды церковные и всякое церковное строенье вотчинниково», там же жили его «служние люди», среди них тоже один иконник [134]. В возвращенном князю в 1620/21 г. старинном родовом Нижнем Ландехе в Мытском стану он восстановил две церкви – там жило немало зависимых от него людей. На его «служних» дворах, в частности, жило несколько, видимо, боевых холопов из дворян (один из них имел и своих холопов), 4 хлебника, 3 повара, 2 плотника, коновал, серебряник, а также «довотчик»[110] и земский дьячок [131]. Как количеством, так и видами профессий эта группа явно превышала потребности боярского двора и, возможно, обслуживала различные нужды округи – от печения каких-нибудь пряников до ведения судебных тяжб.

В коломенской вотчине – селе Марчуках с деревнями Косяково и Лукерьино (которые когда-то принадлежали Берсеневым-Беклемишевым, затем были отписаны «на государя» и вернулись в конце 1570-х гг. Пожарским, как наследникам Ф. И. Берсенева, отца княгини Ефросиньи) в 1620-е годы находилось несколько десятков дворов его военных слуг, где их жило не менее 44. Там же вдоль лугов по берегам Москвы-реки располагался конюшенный двор [135].

Традиция приписывает Пожарскому вклад в свой Пурехский Макарьев монастырь, помимо его полного обеспечения иконами, книгами, утварью, еще и весьма почитаемой реликвии – это огромный (трехаршинный – т. е. более 2 м) деревянный крест-мощевик из Соловецкого монастыря, ныне находящийся в одной из нижегородских церквей [155, 153]. В Спасо-Евфимьевом монастыре доныне сохраняются некоторые вклады Пожарских – напрестольное Евангелие в богатом серебряном позолоченном окладе с драгоценными камнями и с его автографом – вкладной записью 1614 г. – епитрахиль[111] из бархата и парчи с великолепной вышивкой и серебряная золоченая митра[112] с рельефными изображениями святых, жемчугами, рубинами и изумрудами – вклад его вдовы княгини Федоры Андреевны. В Суздальском Покровском монастыре находились заказанные им для собора деревянные, покрытые росписью царские врата [155, XLVI].