День назначенной смерти

Лучше бы он не пил. Не трезвый, не пьяный, с больной головой, перегруженный информацией, он с трудом отдавал себе отчет, что станет лакомой добычей любого гаишника и потеряет права как минимум на полгода. Однако работал врожденный инстинкт – свыше семидесяти Максимов не разгонялся, обгонял по правилам и уснул за рулем лишь однажды, удачно разойдясь с отчаянно сигналящим рейсовым автобусом. Темнеет рано – отворот на село Раздольное он промахнул в шесть вечера, когда давно наступило темное царство и зажглись редкие фонари. Сыпал густой снежок, плотный, мелкий, приходилось каждый километр включать «дворники» и разгребать сырую муть. На стационарном посту ГАИ шла активная разборка: снулые работнички обшаривали длинномер, невесть как оказавшийся на трассе в Новый год. Обрадованный этим фактом, Максимов проскочил опасную зону и расслабился. Он не заметил, как стоящая в стороне от развилки белая «Лада» плавно тронулась с места, пристроилась в «хвост», болталась там, то отставая, то разгоняясь. Потянулись низкоэтажный пригород, замороженные стройки, котлованы, овраги, куда в дневное время суток самосвалы свозят снег со всего города. Пробежала закрытая барахолка, растянутая на пару верст, затем еще одна – ликвидированная «волевым» решением властей. Станции ТО, автосервисы, шиномонтажные, отворот от главной трассы, пустая дорога, обрамленная скоплениями стареньких гаражей. Белая «Лада» решительно пошла на обгон. Он глянул в зеркало заднего вида и зажмурился от света, машинально вывернул руль. «Лада» проревела в нескольких сантиметрах, вырвалась вперед и также сместилась вправо. Избегая столкновения, Максимов выскочил на обочину, а далее получилось как-то виртуозно, он сам не ожидал циркачества: снежок, который сгребли на обочины, не успел, видать, спрессоваться, последовал несильный удар, жалобно взвизгнул мотор, крякнул бампер, и весь ветровик окатило снегом. Машину затрясло. Он вцепился в баранку, поддал газу. Завозились «дворники», очищая ветровик. Машину жутко колбасило, несло на противоположную обочину. Он пробился между «Ладой» и снежным валом! Рывок руля, манипуляции педалями – и каким-то чудом «Меган» схватился за дорогу. Не зря возился целый день, меняя шины. Трясло со страшной силой, но движение выравнивалось. Он поднял голову – опять слепящий свет! Ни секунды покоя! На этот раз преследователи сменили тактику. Не жалея машину, да и себя подвергая нешуточному риску, сместились к левой обочине, опять пошли на обгон. Стекла поравнялись. Он машинально покосился в сторону, сколько их там? Не видно ни хрена, лучше не отвлекаться. Кажется, стекло поехало. Вспышка! Испарина хлынула со лба. Но что-то подсказало: раз боишься – значит, жив. Неужели промазали? Ну и ну… Он автоматически утопил педаль газа, уходя в отрыв. Снова вспышка, но Максимов уже скорчился под рулем, поручив машине самостоятельно разбираться с дорогой. Попали между стеклами – загудела хромированная сталь. Третий выстрел – в корпус. «Не профи», – поступила в мозг утешительная мысль. Настоящие знатоки своего дела давно бы сделали работу. Но приятного все равно мало. Стреляли, видимо, с глушителем или из чего-то бесшумного. Машины продолжали нестись крыло в крыло. «Да их же там двое! – сообразил Максимов, – неважный стрелок и вполне приличный водитель».

Четвертый выстрел разнес вдребезги боковое стекло. Не слепой, однако, стрелок. Ливень осколков брызнул по салону. Он накрыл собой коробку передач, машинально отпустил руль, надавил на какую-то педаль. Оказалось, что на обе! Потрясающий эффект. Заорал движок в расстроенных чувствах. Заорал Максимов. Заорали те, кто ехал рядом. Он почувствовал удар, а затем приличная французская машина начала превращаться в развеселую карусель. «Будет все отлично, – колотилось в голове, – сугробы не дадут довести до летального исхода»…