День независимости

– Это не Вермонт, верно? – бормочет Джо, когда мы оказываемся бок о бок в последние мгновения утренней непогоды. В точности эти слова он произносил в схожие минуты перед множеством домов, показанных мной за последние четыре месяца, хоть, наверное, того и не помнит. А означают они: Пошло оно все на хер. Если не можешь показать мне Вермонт, то какого черта показываешь эту клятую дребедень? После чего – Филлис нередко и до двери дома добраться не успевала – мы садились в машину и уезжали. Потому-то она сейчас и рвется в дом. Впрочем, я, скажу честно, рад и тому, что Джо вылез из машины и прошел несколько шагов, а уж какие у него в дальнейшем возражения появятся – там будет видно.

– Это Нью-Джерси, Джо, – как всегда, отвечаю я. – И довольно приятное место к тому же. А Вермонтом вы сыты по горло.

За чем, как правило, следует скорбный ответ Джо: «Да, вот такой я тупой мудак». Однако на сей раз он произносит лишь «да» и устремляет на меня проникновенный взгляд – маленькие и какие-то плоские райки его карих глаз уплощились еще сильнее, как будто с них спала некая яркая пелена и Джо пришлось взглянуть в лицо всей этой херне.

– Вы ничего не теряете, – говорю я, до половины застегивая молнию на куртке и шевеля пальцами ступней, отсыревшими, пока я стоял под дождем в «Сонной Лощине». – Приобретать этот дом вы отнюдь не обязаны.

Не всякий риелтор рискнул бы произнести такое. «Всякий» сказал бы: «Вы, черт подери, обязаны приобрести этот дом. Такова воля Божия. Не приобретете, Господь просто-напросто в ярость придет. Жена вас бросит, и увезет вашу дочь в Гарден-Гроув, и отдаст в школу, принадлежащую “Ассамблее Бога”, и вы ее больше не увидите, – вот что с вами будет, если вы не купите этого сукина сына еще до полудня».

Я же вместо этого небрежно произношу:

– Ничто не мешает вам выехать нынче же вечером в Айленд-Понд, как раз поспеете туда ко времени, когда вороны устраиваются в гнездах на ночь.

Невосприимчивый к чужому остроумию Джо холодно смотрит на меня снизу вверх (я выше его на несколько дюймов, зато он сложен покрепче). Он явно собирается сказать что-то (несомненно саркастическое), но передумывает и снова переводит взгляд на непритязательную вереницу каркасных строений с кирпичными фундаментами и шатровыми крышами (у некоторых решетки на окнах имеются), возведенных, когда он был подростком; от одного из них – 213-го, на другой стороне Чарити-стрит, – молодая, фантастически рыжая женщина (волосы у нее даже ярче, чем у Филлис) катит к бордюру мусорный бак на колесиках, предназначенный для последнего перед 4 июля мусоровоза.

Это несомненная молодая мамаша в синих, обрезанных по колено джинсах, теннисках на босу ногу и голубой домашней рубашке, небрежно, но продуманно завязанной под грудью узлом а-ля Мэрилин Монро. Поставив пластмассовый бак рядом с почтовым ящиком, женщина бросает на нас взгляд и машет нам рукой: веселый, беспечный жест, говорящий, что она знает, кто мы, – кандидаты в соседи, более занятные, быть может, чем нынешний владелец дома.

Я машу ей в ответ, Джо воздерживается. Возможно, он размышляет сейчас о том, как следует смотреть на вещи, находясь на одной с ними плоскости.

– Я вот думал по дороге… – произносит он, глядя, как молодая Мэрилин быстро проходит подъездную дорожку и скрывается в пустом гараже. Хлопает дверь. – Думал, что вы везете нас туда, где мне придется жить до конца моих дней. (Ну вот, я был прав.) Решение на этот счет почти целиком зависит от других людей. А моя способность верно оценивать вещи уже не та, что прежде. (Сказанное мной, что приобретать этот дом он не обязан, Джо пропустил мимо ушей.) Я, черт возьми, не понимаю больше, что правильно, что нет. Мне осталось только одно: держаться, пока хватает сил, в надежде, что по-настоящему дерьмовые варианты рано или поздно покажут свою дерьмовость и я буду избавлен хотя бы от них. Вы понимаете, о чем я говорю?

Думаю, да.

Я слышу, как Филлис тараторит в доме, представляясь тому, кто открыл ей дверь, – не самому, продолжаю надеяться я, Хаулайхену. Мне хочется тоже войти в дом, но я не могу оставить Джо здесь, под роняющими капли деревьями, погруженным в глубокие раздумья, конечным результатом которых может стать двухэтажное отчаяние и загубленная возможность покупки.

На другой стороне улицы, в 213-м, рыжая женщина, за которой мы наблюдали, вдруг раздергивает шторы на окне спальни, расположенной в дальнем от нас конце дома. Я вижу только ее голову, она же беззастенчиво разглядывает нас. Между тем Джо продолжает печалиться о своей неспособности правильно оценивать ситуацию.